В кухне было тихо, в простенке тикали часы с ангелом на эмалевом циферблате. И троим пришельцам было странно сидеть вот так за молоком и хлебом на чужой земле, среди чужих людей.
О чем думает этот старик?
— Где немцы, дед? — спросил Морозов.
— В место, в городе, — сказал старик, — тутай недалеко, Панове. А вам до немцув?
— Лучше бы без них, — сказал Борисов.
Старик засмеялся дребезжащим смехом.
В это время приоткрылась дверь и в нее заглянули четыре заспанных испуганных лица: мальчик лет двенадцати, девочка лет трех, бабка, натягивавшая юбку, и девушка с растрепавшейся косой.
— То бабця Юстина, — сказал старик, — то Юлька, хлопчик Франек, а маленькую... — он не договорил. Залаяла на цепи собака.
— Сховай их, Юстина, — сказал старик.
Старуха втолкнула гостей в комнату, где стояли две постели и сундуки, подняла крышку погреба в углу.
— Ховайтесь, добрые люди, — сказала она, — и Юлька з вами.
Они вчетвером оказались в погребе.
Во дворе топали сапогами.
* * *
— Что ты медлишь, старый осел, когда тебя требует оберст? — крикнул солдат на крыльце.
В темноте у дома, освещая двор фонариком, стоял усталый мрачный человек.
— Ведите себя вежливо, Тьяден, — сказал он простуженным голосом, — пора понимать обстановку.
— Слушаю, господин оберст.
— Мы не хотели нарушать ваш покой, многоуважаемый господин дорожный мастер, — сказал оберст старику.
— Я его отец, Стефан Явор, пан оберст. Дорожный мастер в городе.
— Очень приятно познакомиться, пан Явор... Мы идем издалека... Транспорт не пришел, ночь застала нас в пути, нас окружили болота, отрезали от мира... И мы шагали напрямик... Никто не знает, что здесь происходит... У дороги мы наткнулись на убитого посыльного и на его мотоцикл. Солдаты устали. Не хочется ночью идти через лес... Позвольте моим людям переночевать у вас... Можно на сеновале... Кто в доме?
— Женщина и дети, пан оберст. Пусть ночуют ваши солдаты. Я счастлив быть вам полезным.
— Тьяден, — крикнул оберст, — устройте людей... Выставить караул.
— Позвольте проводить вас в покой для гостей. Нет ли у вас желания выпить парного молока?
Оберст сразу лег.
— Тьяден, — крикнул он, — ты присчитал этого мотоциклиста к тем, которых мы похоронили?.. — Он многозначительно взглянул на хозяина. — Дорогой пан Явор, я хороню мертвых. Я иду на восток и на север, и на запад и хороню мертвых... Люди так долго и так обильно убивали, что теперь очень важно всех похоронить... Если этого не сделать, может произойти весьма нежелательное отравление атмосферы... Где ты, пьяный медведь, Тьяден? Где моя команда? Где мои таблетки... Я совсем разучился спать. И теперь снова учусь этому делу.
