— Не хочу ни с кем спорить, — настаивал инженер, — и менее всего с Басилио — в этом доме он свой человек, и я всегда слышал о нем столько хорошего. Но не могу отрицать, что существование ягуара вызывает у меня сомнения.
Выпрямившись во весь рост (дверь была низкой, дону Николасу пришлось слегка нагнуться, чтобы войти), Верона спросил:
— Поскольку сеньор, не решаясь оспаривать свидетелей, видевших ягуара, все же не верит в него, не будет ли он столь любезен высказать свою точку зрения.
— Право, я не знаю, что и думать, — отвечал инженер как ни в чем не бывало.
Стоя против света, с нагрудником на плечах, дон Николас мог показаться явлением грозным и непонятным. Однако тут вновь раздался его ровный голос, словно призванный развеять любой испуг.
— Сеньор подозревает, — продолжал спрашивать он, — что ягуар этот — плод народной фантазии? Нельзя отрицать, что в других округах тоже рассказывают подобные легенды. Вы это имели в виду?
— Мне говорили, что собаку, повадившуюся охотиться на овец, убивают без промедления.
Офицер Бароффио, объединявший в своем лице наши полицейские силы вкупе с их начальством, пояснил:
— Собака, привыкшая к свежатине, наносит большой вред.
Плотный светловолосый Бароффио улыбался во весь рот, довольный, что так прекрасно все объяснил.
— А ягуар? — спросил Лартиге.
— Ну, ягуар — это настоящее бедствие.
Дон Николас добродушно улыбнулся.
— Ручаюсь, инженер никого не хочет обижать, — заверил он, — но в глубине души он, бесспорно, уверен, что если мы не сочиняем, значит, нас обманули как младенцев.
Лартиге отрицательно качнул головой. Потом заговорил медленно и словно извиняясь:
— Видите ли, я всегда считал, что последний ягуар, водившийся на юге провинции, был убит в 1882 году, недалеко от границы между округами Олаваррия, Боливар и Тапальке. Мальчиком я видел шкуру на стене конторы старого оптового склада в Саусе. Помните этот склад? Вы сами понимаете, когда слышишь, что шестьдесят лет спустя появляется новый ягуар, это кажется непостижимым для человека, твердо верящего в прогресс. Но разумеется, романтик, живущий в моей душе, готов поверить в это безоглядно.
— Чтобы разрешить сомнения, нет ничего лучше, как убедиться во всем самому, пожить несколько дней в тех местах, и тогда сеньор...
Тут инженер назвал свое имя, Верона — свое, и вслед за представлением раздались возгласы, прозвучали пылкие слова, подтверждавшие тесные узы дружбы и взаимного уважения, которые связывали дона Николаса Верону со старшими членами семьи Лартиге.
