— Корреспондент из Калинина, Федор Голубев.
— Катя. — Она сказала это так просто, что он смутился и тут же поправился:
— Федор Голубев — по паспорту, а в жизни меня тоже короче зовут: просто Федей.
— Садитесь, Федя. Уж очень вы, корреспонденты, много расспрашиваете. Можно подумать, сами в избачи собираетесь и выпытываете: подходяще это или нет? Комсомолец?
— С тридцать второго года.
— Это хорошо.
Феде нравилось, что она разговаривает с ним, будто со старым знакомым.
«Агротехника льна», — прочел он на обложке одной книги.
— В специалисты по льну готовитесь?
— Нет, это не я… Девчата наши в молодежное звено организовались и хотят такой лен вырастить, чтобы…
Федя вынул записную книжку.
— Ой-, обождите! — вскрикнула она, точно испугавшись, и тихо попросила: — Вы про лен не записывайте…
Стекла окна вдруг блеснули, и в, комнате стало светло и розово. Скользнув по подоконнику, лучи солнца легли на книги, на катину руку, на кончик ее уха, запутались в ее волосах.
— Солнце?! А у меня все огонь! — Быстро поднявшись, она потушила лампу и распахнула окно.
— Засиделась я. — Катя заложила руки за голову и сладко потянулась. — Вот времени, корреспондент, мало… Так мало! Не успеешь оглянуться, а дня уже нет…
Она взяла со стола черную записную книжечку и вслух прочла: «13 июня, утро. Побывать у девчат. Дождаться агронома. Сходить домой…»
— Знаете, я не была дома со вторника. Это сколько же?
— Пять дней.
— Неужели, пять —? — Катя покачала головой и как-то виновато засмеялась. — Не знаю как и отговариваться буду от мамки. Да все так получается: то дела, то девчата к себе затащат. — Она взглянула на тикающие ходики: было без десяти минут семь. — Вы, наверное, с вечера не ели. Хотите?
— Есть? — Как говорят врачи, особых показаний: нет, но и противопоказаний не имеется.
— А вы веселый, — одобрила Катя. — Значит, так сделаем: пойдем ко мне, а дорогой и за чаем; поговорим. Подходит?
— Со всех сторон. — Федя приподнял книгу, которую перед его приходом читала Катя. На желтом корешке ее было оттиснуто:
«Практический справочник по хлопководству. Узсельхозгиз. Ташкент. 1930».
Катя молча взяла у него книгу и сунула в ящик стола.
На улице Федя попытался расспросить ее про лен, но Катя перевела разговор на другое, а когда вышли за село, и совсем умолкла, о чем-то глубоко задумавшись.
На небе кое-где белели облачка, неподвижные и редкие, похожие на клочки ваты, приставшие к голубому сверкающему стеклу: день обещал быть жарким. От села Катя свернула влево, на дорогу, терявшуюся в зеленом; хлебном поле.
