Пусть она ест из этой миски и вспоминает своего Гафку…
На этом месте я прервала чтение и с подозрением взглянула на Володьку.
— Воробей, ты выбрал не очень удачное время для приколов.
— Какие приколы, Мухина?! — возмутился Володька. — Неужели ты думаешь, что я буду прикалываться в день смерти Гафчика?!
— Ну а что это, по-твоему? — помахала я «Гафчикиным завещанием».
— Да я и сам вначале не врубился. А потом вспомнил, что в последнее время по утрам рядом с книжным шкафом всегда какая-нибудь книжка на полу валялась. Видно, Гафч снимать-то книги с полки наловчился, а вот ставить их обратно у него не получалось. И комп по утрам иногда был включен.
— Ты хочешь сказать, что Гафчик по ночам читал книги и учился печатать на компе?
— Сама же видишь, — кивнул Воробей на «завещание».
— Ну-у, не зна-а-ю… — протянула я с сомнением.
— А чего тут знать-то?! Гафч был гениальный пес! Он все понимал, только сказать ничего не мог.
Это-то да! Гафчуля был прямо как человек в собачьей шкуре. Но я все же продолжала сомневаться:
— А зачем он завещание написал? Не мог же он знать, что умрет!
— Все старики завещания пишут.
— А Гафка-то тут при чем?
— Здрасте. Ему же четырнадцать лет было. По собачьим меркам это все равно, что восемьдесят по человечьим.
— Гафчику — восемьдесят лет?! — опешила я. Такому маленькому, пушистенькому, игривому Гафчуньке было восемьдесят?..
— Ну да, — кивал Володька. — Он просто выглядел молодо. Есть же такая поговорка: «Маленькая собачка до старости щенок».
— Ну-у, не зна-а-а-ю, — снова протянула я, и вправду не зная, верить Воробью или не верить. Вообще-то всякое в жизни бывает. Я вон недавно прочла в какой-то газетке, что ученые скрестили овцу, курицу и корову — и получилась «коровцекура», которая дает молоко, несет куриные яйца, да еще и шерсть с нее стричь можно.
Короче, я решила не заморачиваться, а дочитать Гафчикино завещание до конца.
Концовка была в стиле девятнадцатого века. Похоже, Гафч позаимствовал ее у Диккенса (у Володькиных родичей этого Диккенса было хоть зачитайся — аж тридцать томов):
…Прошу благосклонно принять уверение в моем особом уважении, глубочайшем почтении и страстной любви, с которыми я имею честь быть вашим всегда преданным Гафчиком! Тысячу жареных кальмаров мне в глотку!..
— А это еще что такое? — ткнула я пальцем в последнюю — явно из другой «оперы» — фразу.
— Это он, наверное, от твоего дедушки капитана Кэпа, услышал, — предположил Воробей. —
