Миновав несколько длинных коридоров, которыми Зареме еще не доводилось проходить, хотя в Белом Замке она была далеко не редкой гостьей, чародеи начали подниматься вверх по крутым ступеням винтовой лестницы. Белун двигался быстро, и Зарема, поспешая за ним, даже слегка запыхалась. «Силу теряет он! — усмехнулась она про себя. — Да он любому юноше не уступит!»
— Это Звездная башня, — сказал, обернувшись, Белун. — Она высока, но мы уже почти у цели.
Вскоре они уже стояли на подкупольной площадке Звездной башни. Белун нажал на рычаг в стене, заработал скрытый механизм, и купол башни раздвинулся, открывая глазу бездонное небо, усыпанное мириадами звезд. Зарема почувствовала, как ледяной воздух защипал лицо и руки. Но Белун словно не ощущал холода, взволнованный торжественным величием вечности. Постояв некоторое время молча, он вскинул руку и воскликнул:
— Вот он, Пояс Перуна!
Присмотревшись, Зарема увидела созвездие. Оно было точно таким, каким изобразила его Звездная карта. Вернее, почти таким. Некоторое отличие все же существовало. Зарема предельно сосредоточилась — и обнаружила разницу. Звезд в сверкающем полукружье было не семь, а шесть. Она с недоумением посмотрела на Белуна.
Чародей кивнул, подтверждая, что Зарема не ошиблась.
— Каждую ночь я поднимаюсь сюда, но потерянная звезда не возвращается, — произнес он с печальным вздохом. — И это подтверждает мои… нет-нет, я вовсе не ропщу на богов. Это подтверждает мои грустные соображения о нарушении божественной гармонии.
Зарема забыла о пронзительном зимнем холоде.
— Ты сказал — каждую ночь? И… как долго?
— Уже двенадцать лет…
Молодой русый парень ударил пальцами по струнам, и хор песельников дружно грянул, перекрывая общий гул и звяканье посуды:
Как у Владигора, князя Синегорского,
Было столованьице да почесный пир.
А уж гости-то съезжались один к одному,
Богатырь к богатырю, витязь к витязю,
Всяк своей известен отвагою,
Всяк своею славен премудростью…
Гости слушали с удовольствием, кивая и поглаживая бороды. Каждому думалось, что это и про него тоже поется в величальной песне. Последнее слово еще не отзвучало, когда кто-то выкрикнул восторженным голосом:
— Слава Владигору, достойнейшему князю Синегорья!
Над столами вскинулись чаши и братины, но тут сам князь встал со своего места и поднял руку. Шум стих.
— Братья, друзья мои! — сказал Владигор, окидывая взглядом пиршество. — Я горд и тронут вашим вниманием. Но собрались мы здесь не для того, чтобы славить Владигора. Каждый из вас достоин отдельной здравицы и почетного пира, и если б нам вздумалось воздать хвалу всем сидящим здесь, мы бы и через год не встали из-за столов.
