— Может, все-таки зря уезжаешь?
— Почему зря? В газетах таких, как я, называют энтузиастами, романтиками, путниками дальних дорог... Уеду и перестану мозолить глаза мачехе, — сказал он тихо. — То-то радуется! Но умело скрывает радость от отца. И притворяется озабоченной. Отец совсем характер потерял. Потерял и, кажется, не заметил потери, В сущности, меня здесь ничего не держит...
— Конечно, не держит, — повторила Мариша с обидчивой поспешностью.
— Да поцелуйтесь же вы наконец! — воскликнул отец. — Сколько лет за одной партой сидели!
Они нескладно поцеловались.
— Я буду по тебе скучать. А ты меня, Сашка, не забудешь?
— Забуду, не забуду... Хочешь, завяжу узелок на память? — Он, смеясь, завязал узелок и помахал платком. — Довольна?
Она не ответила.
Последнее объятие с отцом, поддельная тревога мачехи.
— Сразу же напиши, слышишь?
Поезд тронулся, мелькнули в толпе провожающих виноватые глаза отца, равнодушное лицо мачехи, огорченная Мариша...
Главная почта Приангарска помещалась в бараке. У окошка, где получали письма «до востребования», всегда толкучка, обязательная для молодого города.
Чуть ли не половина всей корреспонденции поступала сюда, потому что путаница с номерами домов была несусветная и не все письма находили адресатов.
Шестаков выстоял очередь, чтобы услышать от девицы в окошке стандартный ответ: «Вам еще пишут».
Поздно вечером мать сидела у печки и помешивала догорающие угли. Отсветы огня шарили по скромно обставленной комнате, Андрейка спал в затемненном углу. Мариша лежала на раскладушке с закрытыми глазами.
— Андрейка отца не узнал, — сказала мать с горечью. — Встретил как чужого.
— А что удивительного? — Мариша открыла глаза. — Я вот узнала отца, а он для меня почти чужой. Хоть и заплакал, когда произнес «доченька»... Не спросил, отчего я охрипла. Забыл, в каком классе Андрейка.
— Прежде было удобно врать маленьким: «Твой отец погиб на фронте. Смертью храбрых...» А сейчас нам, брошенным женам, уже поздно ссылаться на воину... — Мать вздохнула и после долгого молчания спросила: — Не пойму, зачем отец приходил?
— Совесть опохмелилась и проснулась.
— Да, клялся, что бросил пить. Но после стольких лет... «Заходи, Митя, когда соскучишься по детям», — предложила я, он ответил: «А я всегда скучаю».
— Может, по тебе, мама?
— Конечно, жить нам будет легче... И тебе не придется мерзнуть на улице. Зимние дни короткие, но зима длинная. Как посмотрю на твои руки... А все искусственный лед.
