Марсель расстегнул мешок и сел на землю.
«Monsieur Roudainko, — сказал он. — Черт с ним, с мясом, но давайте подумаем о другом. Вокруг нас бродят образцы — или, скажем иначе, представители — неизвестной науке части природы. Мы, в свою очередь, бродим вокруг них, что-то там кропаем в журнальчик, портим перья, изводим фотопластинки, даже не задумываясь, что там у них внутри, у этих…»
«Образцов, — вставил я. — Валькирий, нибелунгов, бесов… Вы хотите заспиртовать сердце нибелунга, то есть его материализовавшейся души и привезти в дар Парижской академии?»
«Да хотя бы! Не будьте же ханжой, мистер ботаник! Помнится, в один прелестный закатный час вы отдали фауну мне на откуп — не отказываетесь ли вы теперь от своих слов?»
«Вы, между прочим, злопамятны», — проворчал я.
«Пусть. В конце концов, я не заставляю вас убивать эту вонючую свинью. У меня тоже есть револьвер. Если в вас отсутствует простое любопытство, я готов обойтись без вашей помощи».
Не могу сказать, что меня легко убедить в необходимости действия, претящего мне пускай чисто в силу ничем рационально не обоснованного, сугубо внутреннего дурного предчувствия. Обычно я остаюсь при своем мнении, даже если со временем осознаю его ошибочность. Может быть, это и вредная черта, но вовсе не по этой причине я свой принцип сегодня нарушил. Точно не могу даже сказать, почему — скорее всего, тут был просто элемент товарищества, нежелание отпускать Марселя одного. Коли уж нас на острове двое и один на чем-то настаивает, не стоит противиться. Разумеется, я приводил еще какие-то доводы, но совершенно незаметно разговор перетек в иное русло, и за утренним кофе мы уже вместе обсуждали план действий, словно оба с самого дня высадки на Мбондо мечтали пристрелить крылатого кабана.
У Марселя, естественно, моментально улетучилась хандра.
«Мы разрежем туловище вдоль, — разглагольствовал он, кидая в рот размоченные в кружке с кофе сухари, — обе половинки заспиртуем в огромных банках, левую я повезу в Париж, а вы правую — в Петербург. Но некоторую малую часть мы, конечно же, съедим?»
Мы взяли около десяти метров прочной веревки, зарядили револьверы и отправились на поиски отдельно бродящей особи.
Сначала решено было, лукаво не мудрствуя, пойти на болото, но, побродив вдоль подножия холма, мы решили найти для охоты другое место. Свиней на болоте копалось слишком много, чтобы не привлечь их звуком выстрела, тем более что за несколько дней твари так вытоптали окрестный лес и кустарник, что, даже двигаясь бесшумно, долго оставаться вне поля их зрения было невозможно. Тогда мы обогнули гору с юга и двинулись вдоль берега. Несколько раз из лесу раздавалось хрюканье и хруст сучьев, но шум явно принадлежал нескольким свиньям сразу. Пройдя по пляжу пару миль, мы пришли, однако, к выводу, что лучше все же будет углубиться в лес.
