Речь его была прочувствованной и, без всякого сомнения, искренней, но вопреки моей воле навевала неудержимый сон. Чтобы не свалиться сонным с осла, я прибег к хитрости и сделал вид, что животное взбунтовалось. Это дало мне повод поотстать и избавиться от навязчивого красноречия брата Ожье.
Но тут рядом со мной оказался Зулеб, которого что-то тоже заставило разговориться.
— Болтает? — подразумевая кармелита, спросил он и, не дожидаясь ответа, хмыкнул. — Любит порассуждать. Не со мной, конечно. Мне они не доверяют, а ведь я все их секреты знаю и храню. Но не доверяют, даже постриг принять не предложили, в веру свою не переманивали. Думают, что я магометанин.
— Разве это не так? — скорее из вежливости, а не из подлинного интереса спросил я.
— Совершенно не так. По рождению я должен бы поклоняться Митре. Но солнечный бог оказался нехорош, — тут Зулеб зыркнул на меня и замолчал, а когда продолжил, говорил уже о другом.
— Не верю в эту монашку. Предсказания, демоны это все не для католиков.
Мысленно я с ним согласился. Давным-давно мне довелось побывать в женской обители кармелитов, но все, с чем она у меня ассоциировалась — ускользающий аромат духов и явственный запах хвои. В таком месте одержимости и мрачным пророчествам места не было.
Зулеб продолжал ворчать, но я не слушал. Стало жарко, а воды я не захватил. В хурджине краснобородого она наверняка была, но просить не хотелось. Сонное настроение охватывало меня. Я задремал.
Из дремы меня вырвали крики. Все наше предприятие несло печать опасности, и я спросонья возомнил невесть что. Никакой беды не было. Стадо вислоухих коз загородило нам дорогу. Брат Ожье, окруженный блеющими любопытными созданиями, раздраженно молился, а спешившийся Зулеб раздавал пинки козам и грозил тем же самым пастуху. Тот крепкий, но не слишком смелый парень, отошел подальше и потрясал посохом, отлаивался, но ринуться в бой не решался.
— Прекратите! — велел я, хотя и непонятно кому, — никто меня не слушал. Веревкой и пятками я сумел заставить своего ослика выбраться из гущи коз, тянувшихся губами к моей одежде, и поскорее миновать их. Не желая разбираться с проблемами моих спутников, я поехал вперед и через несколько минут увидел светлую воду, в которой отражалось белесое небо. Тивериадское озеро лежало передо мной, и на его поверхности не было и намека на остров.
— Лодку добудет Зулеб, — сообщил подъехавший брат Ожье.
Так и вышло. Зулеб пригнал откуда-то плоский челнок, но прежде, чем отправиться в плавание, мы сделали небольшой привал и подкрепились прохладной водой из меха, соленым сыром, оливками, хлебом и, к особенному злорадству моих спутников, сушеной козлятиной (которую, впрочем, брат Ожье не ел согласно уставу ордена). Хурджин Зулеба похудел после нашей трапезы лишь самую малость. Должно быть, он рассчитывал, что наше приключение займет не один день. Мне бы, меж тем, этого не хотелось.
