Перед выходом из машины Джеральд надел галстук — тогда можно было припарковаться прямо у входа в ресторан на Кингс-роуд, — красный галстук, потертый, обтрепанный. Улыбка приоткрывала золотую коронку на одном зубе. Наверное, у мистера Рочестера был золотой зуб.
— У вас есть друг? — поинтересовался он, когда подали кофе.
Шокированная, Урсула покраснела в очередной раз. Слегка склонив голову набок, ее собеседник следил, как вспыхивает и угасает румянец на ее щеках.
— Наверное, румянец означает «да», Медвежонок?
— Нет, — возмутилась она. — Нет, ничего подобного. У меня никого нет.
Он промолчал. Они вышли из ресторана. На обратном пути она увидела, как крупные продолговатые ладони сжали руль, как побелели суставы, когда он, не глядя на нее — даже головы не повернув, — спросил:
— Могу я претендовать на эту вакансию?
Она не сразу поняла:
— Какую вакансию?
— На вакантное место друга — или, раз уж я чересчур стар для этого, поклонника, влюбленного, воздыхателя Медвежонка?
— Вы? — не веря, переспросила она, испуганная, изумленная, озадаченная, восхищенная.
Он свернул на обочину и остановил машину:
— Вы сомневаетесь во мне?
Позднее Урсула поняла, что «Джейн Эйр» Джеральд процитировал ненамеренно — если он и читал роман, то давно его забыл. Совершенно случайно ему подвернулся ответ Эдварда Рочестера — Джейн не может поверить, что он «взаправду» делает ей предложение, и Рочестер успокаивает ее достаточно банальной фразой. Тем не менее Джеральд догадался, что Урсула ответила ему цитатой, повторив слова Джейн:
— Безусловно.
Но они тут же во всем разобрались. Урсула объяснила, Джеральд засмеялся. Они не прикасались друг к другу, прошло немало времени, прежде чем Джеральд впервые ее поцеловал, но с того вечера Джеральд Кэндлесс был официально назначен ее — скажем, другом.
Он приглашал ее на свидание дважды в неделю. Звонил ежедневно. Родители продолжали пожимать плечами, но смирились. Джеральд, может, еще не богат, но все же он человек с достатком. Он неплохо зарабатывал на книгах и еще лучше — на газетных публикациях. Владел домом в Хэмстеде, маленьким домиком, как он не уставал подчеркивать. Все родные — Герберт и Бетти, Ян и Хелен — ожидали помолвки, но лишь полгода спустя Джеральд попросил ее руки.
Урсула сразу же ответила «да», потому что была влюблена, хотя она не могла, подобно Джейн, назвать себя свободным человеческим существом с независимой волей, которое не опутывают никакие сети. Не могла она также утверждать, что ее дух общается с его духом, как будто они уже сошли в могилу и предстали у подножия престола Господнего, равные во всем — ничего такого она сказать не могла, хотя и желала бы.
