В осколках тумана | страница 22
Ловко он вывернулся. Словно ничего не знает, словно не знаком со мной, словно в жизни меня не видел. Все, конец.
Я выскальзываю из кабинета, закрываю дверь и смотрю на табличку: доктор Дэвид Карлайл.
Марри
— Ужин? Ты собираешься ужинать с врачом твоей матери? — я взвешиваю ее слова. Возможно, все не так плохо, как кажется.
— Да, собираюсь поговорить с ним о маме. И о других делах. Это не то, что ты думаешь. Правда.
Джулия дрожит. Она стоит передо мной, держа детей за руки. Ей не хочется их оставлять, но и другого выхода у нее нет, раз она приняла приглашение на ужин.
Не сдержав улыбки, я качаю головой:
— Теперь моя лодка не так уж и плоха, да?
Честно говоря, я рад тому, что она нуждается во мне. Хотя бы так, раз нет доверия. Вот только не нравится, что у нее свидание с другим мужчиной.
— Не выпускай их на улицу. Я не задержусь.
На ней серое полупальто и шапочка из бледно-розового мохера. Я знаю, что у нее есть и перчатки в цвет, но она их не надела. На уставшем лице лужицами радостного волнения розовеет румянец.
— А если мы захотим пойти погулять? — резко спрашиваю я и тотчас жалею об этом.
— Нет.
— Но…
— Марри, прошу тебя! Позаботься, чтобы детям было тепло и удобно, пока меня нет. Всего три часа. Это что, так сложно?
Конечно, Джулия. Это очень сложно. Мы знаем друг друга всю жизнь, у нас двое детей, и мы до сих пор муж и жена. Я знаю, что будет, если поцеловать ямку на твоей шее. Я видел, как ты рожала двух детей. Я спас тебе жизнь. Ты умывала мне лицо, когда меня рвало. А теперь ты идешь ужинать с каким-то докторишкой. Это очень сложно, черт бы тебя побрал! Но я молчу.
— Ты права. Пара пустяков. Вы идете в дорогой ресторан?
Джулия вздыхает с облегчением. Даже улыбается.
— Дэвид предложил «Три пера» в Бурвелле. Говорят, они отлично готовят бифштексы.
Она наклоняется и целует Алекса, потом Флору. Девочка показывает, что останется в лодке, что бы ни говорил папа. Я тоже готовлю вкусные бифштексы. Я мог бы поджарить для тебя.
— А что, если им остаться ночевать у меня? Наверняка они будут спать, когда ты вернешься. Будет жестоко их будить.
— Нет, я заберу их сегодня. Завтра воскресенье, поспят подольше.
С Джулией спорить бесполезно. Не сейчас. Это раньше я возражал, если мне не нравился цвет, в который она собиралась покрасить ванную, или купленная мне рубашка. Возражал вполне определенно. А она упорствовала. Никогда не сдавалась. Но мы продолжали жить вместе.
— А если я засну?
Вырублюсь, если выражаться точнее. Мы оба это подумали.