Гигиена убийцы | страница 31
— Это общее место, но это правда, разве нет?
— Конечно правда, осел! Но к чему говорить ее вслух? Все и так это знают.
— Я вижу, господин Тах, что вы — глубоко разочарованный человек.
— Вы только сейчас это поняли? Отдохните, юноша, такая напряженная работа мозга утомляет.
— Что же вас так сильно разочаровало?
— Все. Мир скверно устроен, вернее сказать, скверно устроена жизнь. Криводушие нашего времени еще и в том, что принято провозглашать обратное. Нет, вы слышите этот дружный восторженный визг: «Жизнь прекра-а-асна! Мы любим жизнь!» Я готов лезть на стенку от таких глупостей.
— Эти глупости, может быть, говорятся от души.
— Я тоже так думаю, и это еще хуже: значит, криводушие проникло всюду и люди верят в этот вздор. У них дерьмовая жизнь, дерьмовая работа, они живут в кошмарных дырах с отвратительными спутниками и пали так низко, что зовут это счастьем.
— За них можно только порадоваться, если они счастливы!
— Действительно, за них можно порадоваться.
— А для вас, господин Тах, — что для вас счастье?
— Небытие. Но у меня есть покой, это уже кое-что, — вернее сказать, был покой.
— И вы никогда не были счастливы?
Молчание.
— Должен ли я понимать, что вы были когда-то счастливы?.. Должен ли я понимать, что вы никогда не были счастливы?
— Помолчите, я думаю. Нет, я никогда не был счастлив.
— Это ужасно.
— Дать вам носовой платок?
— Даже когда были ребенком?
— Я никогда не был ребенком.
— Что вы хотите этим сказать?
— То, что сказал.
— Но вы же были когда-то маленьким?
— Маленьким — да, но ребенком не был. Я уже тогда был Претекстатом Тахом.
— В самом деле, о вашем детстве ничего не известно. Все ваши биографии о нем умалчивают.
— Естественно, потому что у меня не было детства.
— Но родители же у вас были.
— Гениальные догадки осеняют вас одна за другой, юноша.
— Чем занимались ваши родители?
— Ничем.
— Как это?
— Рантье. Состояние сколотили мои далекие предки.
— А еще потомки, кроме вас, были?
— Вы случайно не из налоговой инспекции?
— Нет, я только хотел узнать…
— Не суйтесь не в свое дело.
— Профессия журналиста, господин Тах, в том и состоит, чтобы соваться в чужие дела.
— Смените профессию.
— Ни за что. Я люблю свою работу.
— Бедный мальчик.
— Я задам вопрос иначе: расскажите мне о том периоде вашей жизни, когда вы были наиболее счастливы.
Молчание.
— Может быть, сформулировать вопрос по-другому?
— Вы меня что, за дурака принимаете? Что за игру вы затеяли? «Черный с белым не берите, да и нет не говорите» — так, что ли?