Митя еще никак не мог врубиться, поверить, уж боль — пи все быстро да гладко разрешилось. Еще раз Петровичу пришлось все повторить, прежде чем его гость тоже заулыбался.
— И вот все так! — торжественно заявил именинник. — И шины так, и мотобайк, и ваш Ленин.
— Да хрен с ним, с Лениным!
— Согласен. Только все так! Ничего из этого зараевские не крали.
Митя обвел взглядом круг лиц присутствующих, больше уже не скрывая удовлетворения.
Но никто не разделил с ним радости. Даже у Петровича исчезла улыбка. В затянувшейся тишине он сам объяснил почему.
— Мить, это еще доказать надо.
— Вообще — то, — вдруг впервые выступил Бэн, — всегда надо доказывать, что совершено преступление, а не обратное. Это называется презумпцией невиновности. Пока не доказано, что это ты украл, значит, не виноват.
— Это для суда, — заметила Тамара Ивановна. — А для людей обычно наоборот.
— И легче доказать, что ты не верблюд, — кивнул головой Петрович.
Митя вдруг почувствовал, что начинает злиться. Однако нервы у него расшатались, просто слышать спокойно не может об этой ерунде.
— Я докажу, что я не верблюд, — проскрипел он сквозь зубы.
И у него получилось так, что опять за столом все замолкли. А Митя продолжил:
— Осталось всего три кражи. Зимняя резина Кобзаря, статуя Ленина, — он предупреждающе поднял руку, чтобы Петрович не вмешался со своим "хрен с ним", — и мотобайк. Насчет резины у меня уже есть кое — какие соображения. То есть… Я не хотел бы заранее говорить, но раз так все нужно людям доказывать, тогда скажите мне, Николай Петрович, есть ли машина у Виктора? И какая?
— У какого Виктора? — переспросил Петрович, си девший с открытым от изумления ртом.
— У сторожа нашего, который дядю Толю сменил.
— Ми — итя, — сморщился Николай Петрович. — При чем тут Витек? Я его вот с такого знаю, — Петрович отмерил ладонью полметра от пола. — Он из Алексеевки. Да его вообще не было на вахте, когда эти шины увели. Что ты говоришь…
— Не было его?
— Не было. Кого хочешь спроси, Толян дежурил. А Виктор тогда был в отпуске.
— А когда шины — то украли? — продолжил свою игру Митя, хоть и почувствовал, что выдает себя голосом. Слишком уж ехидно он задал этот вопрос.
— Да кто ж его знает, — тон ответа Петровича, напротив, был подчеркнуто небрежен. — В одно воскресенье были, а в следующее уже не было. Где — то на неделе. Кобзарь все это время был в Москве.
— А Виктор где?
— Ох, да какая разница где. В отпуске. В от — пус — ке. Главное, что тут, в Дубках, его не было.
