После безуспешных попыток разыскать семью девочки Эредиа увезли Жанну в Гаванну и удочерили ее. Они дали ей имя Хуана. Умненькая девочка выучилась одинаково хорошо говорить по-французски и по-испански. От нее не скрыли ее историю, а потому ее все время тянуло во Францию, где отец, наверное, оплакивал свою дочь, не надеясь больше когда-либо ее увидеть.
Нетрудно представить себе отчаяние полковника де Кермора, потерявшего одновременно и жену и дочь, которую он так и не имел счастья увидеть. Среди перипетий военного времени он не мог знать, что госпожа де Кермор решила покинуть Мартинику и отправиться к нему во Францию. Он узнал, что она находилась на борту «Нортона», лишь одновременно с известием о гибели судна. Поиски его остались безрезультатными и лишь убедили в том, что жена и дочь погибли вместе с большинством пассажиров «Нортона».
Горе полковника де Кермора было безмерно, он лишился сразу и обожаемой жены, и дочурки, так и не узнавшей отцовского поцелуя. Это двойное несчастье так потрясло его, что некоторое время даже опасались за его рассудок. Полковник тяжело заболел, и если бы не неустанные заботы преданного сержанта Марсьяля, то и последний представитель семейства де Кермор покинул бы этот мир.
Полковник де Кермор остался жить, но, когда здоровье вернулось к нему, он принял решение отказаться от дела, которое было для него смыслом жизни и сулило ему блестящее будущее. В 1873 году в расцвете сил (ему было тогда сорок три года) полковник вышел в отставку.
Он поселился в своем скромном доме в Шантене-сюр-Луар, под Нантом. Он жил там очень уединенно, с сержантом Марсьялем, оставившим службу одновременно с полковником, и не принимал никого, даже близких друзей, одинокий и несчастный, словно выброшенная на пустынный берег жертва... Кораблекрушения? Нет, — крушения всех земных привязанностей!
И вот, два года спустя, полковник де Кермор исчез. Под каким-то предлогом он покинул Нант, и сержант Марсьяль так и не дождался его возвращения. Половину своего состояния — около десяти тысяч франков ренты — он оставил своему верному товарищу по оружию, которую тот получил через нотариуса семьи де Кермор. Вторую же часть он обратил в деньги и увез... Куда? Это оставалось непроницаемой тайной.
В дарственной на имя сержанта Марсьяля была следующая приписка: «Я прощаюсь с моим славным солдатом, с которым решил поделиться своим имуществом. Пусть он не пытается разыскивать меня, это было бы бесполезно. Я умер для него, для моих друзей, для этого мира, как умерли те, кого я любил больше всего на свете».
