Ректор отступил в сторону, и на сцену уверенно вышел Филипп Арагон. Высокий, элегантный молодой политик был одет в отлично сшитый костюм, но без галстука. Подождав, пока стихнут аплодисменты, Арагон заговорил:
— Дамы и господа, спасибо, что пришли.
Лозунг за спиной оратора исчез, и в зале послышался гул голосов. Бритые головы, свастика, искаженные лица заполнили большой экран — снимок ультраправых протестантов, сделанный возле здания. Арагон улыбнулся.
— Я бы также хотел поблагодарить наших друзей неонацистов. — Он выдержал секундную паузу и продолжил: — Само их присутствие здесь подтверждает мои заявления. Дамы и господа, нам говорят, что Европа уже объединилась. — Он замолчал, пережидая смех в зале. Арагон больше не улыбался и обвел лица слушателей внимательным взглядом. — Реальность доказывает обратное. Европа тонет под наплывом националистических страхов и жадности. Но мы можем ее спасти. Вместе мы построим объединенную Европу. Чистую Европу. Свободную Европу. Европу для людей!
Толпа одобрительно заревела. За спиной Арагона фотография неонацистов вновь сменилась лозунгом «Зеленая Европа». Аплодисменты стали громче.
Сидя за кулисами в уютной комнате для гостей, Колетт Арагон наблюдала происходящее на экране монитора, потягивая кофе из пластикового стаканчика и улыбаясь: муж мастерски управляет слушателями. Вокруг слонялись административные сотрудники партии и охранники в штатском. У дальней стены стоял Луи Моро, бывший глава антитеррористического отряда французской жандармерии — Колетт назначила его начальником частной службы безопасности мужа: правительственным подразделениям она не очень-то доверяла. Моро очень серьезно относился к работе. Сложив руки на груди, он разглядывал мониторы, которые под разными ракурсами показывали собравшихся в зале. Бритая макушка отражала свет ламп.
Колетт всегда поддерживала мужа, на публике, однако в душе предпочла бы, чтобы он бросил политику и вернулся в архитектуру. И дело не только в постоянной беготне, суматохе разъездов и бесконечных интервью. Даже сам Филипп не ожидал, что его политическая карьера так стремительно пойдет в гору. Колетт знала, что чем популярнее становился муж, тем большей опасности подвергался. На многолюдных собраниях вроде сегодняшнего никакое количество телохранителей не могло гарантировать полной безопасности: не станешь ведь обыскивать на входе всех подряд. Достаточно одного фанатика фашиста с пистолетом в кармане…
