Ладно, решил, откорректирую пару биографий…
Устроился за столом, раскинул веером бумаги. Наобум вытащил одну… Попался директор шахты из Антрацита. Судя по всему, мужик с судьбой и характером. Сам себя сделал. Теперь вот собрался сражаться во благо ближних. Я зевнул. В четырех словах исправил окончания. Кое-где пришлось менять местами абзацы, с одной строки на другую пересаживать запятые… Короче, вовсю шло развитие авангардного жанра — росписи по трупу. Желание спустить все это в унитаз постепенно оформилось в концепцию. Из номера пора было бежать. Ну его к черту! Вечером поработаю. День еще на эту муру тратить!
В буфете я охотно пообедал сосисками с чаем. Удивился собственному аппетиту и отсутствию брезгливости. Пока я трапезничал, краснощекая буфетчица развлекалась охотой на тараканов. В поведении ее не было ничего плотоядного. Своих жертв она любовно называла "сыночками".
Странные, вообще говоря, проявления материнского чувства.
На дворе стоял сухой морозец. Легкая щетина инея подмешивала в общую серость немного серебра. Небо пыталось быть голубым, но успех ускользал…
Я не спеша двинулся по центральной улице. Цели у меня не было. Я глазел по сторонам, пялился в витрины. Очень скоро поймал себя на ощущении радости. Оно таилось где-то внутри. Прислушался: да, это была радость. Чистая, незамутненная. Я шел по городу, где меня некому было окликнуть. Чудо — никто не зайдет навестить, не обнаружит себя телефонным звонком. И самому тебе не нужно подыскивать реплики, заготавливать, как хворост, остроты. С физиономии можно стряхнуть угодливую мимику. Профессиональное и личное — все, все по боку.
"Заброшенность" — какой погранично-десантный термин придумал Мартин Хайдеггер! Все настолько безжизненно чужое, что кажется твоим родным. Толпа обминает тебя, как волна — дельфина. И ты любишь ее, как случайную женщину…
Бродил я долго, до самых сумерек. В гостиницу возвращался темным городом.
Вхожу, спрашиваю ключ. Отвечают:
— К вам подселили человека.
— Мужчину?
— А вы бы кого хотели? Странный вопрос. Как будто я Боб Моисеев! Патрисию Каас, разумеется!
Поднимаюсь, толкаю дверь.
За столом сидит долговязый молодой человек. Ноги теряются под моей тумбочкой. Волосы в состоянии публичной манифестации, иные сосульки болтаются до плеч. Усердно наминает кильку в томате. Запивает водкой.
— Соседу, — воскликает, — привет! Меня Геной зовут.
Я здороваюсь. И откуда ты только взялся на мою голову! Гена…
