Значит, на юге всё ещё держатся.
Тяжёлая герметическая дверь, бомбоубежище какого-то учреждения, чиновники, разумеется, сбежали. Потолок подпёрт свежеокорёнными бревнами. Люди сидят, согнувшись, вдоль стен. Рты и носы обвязаны платками. Якобы предохраняет от разрыва лёгких взрывной волной.
Если, расколовшись, обрушатся небеса.
Господин офицер, вам бы лучше… Кивает на мундир и орден. Сами понимаете. Русские уже в…
Всякий, кто распространяет провокационные…
Рёв, свист — все ближе. Грохот разрыва сотрясает потолок и стены подвала. Большевистский бог войны. Еврейский бог мести. Если вспомнить, что мы там, у них, натворили, что ж. Неудивительно.
Майский день померк. Парк изрыт воронками, в кустах кучка женщин. Похороны девушки-санитарки. Остановившись, он тупо смотрел, как заворачивают в какую-то скатерть несчастное безногое тело и опускают в яму.
Теперь куда?
Опять эта женщина. От дома ничего не осталось. Осталась одна жена аптекаря.
В погребе или где там. В жилище лемуров. Стропила намазаны фосфором, чтобы не расшибить лоб. Глаза привыкают к темноте. Последняя новость: «ами» и «томми» рассорились с русскими и перешли на нашу сторону. Пожалуйста, не наступайте на ноги. Куда ещё — здесь и так повернуться негде. Господин офицер, вам бы всё-таки… Нет, вы только подумайте: удалось дозвониться по телефону. Сестра говорит: «Wir sind schon Russen».[31]
Этого не может быть. Связь прервана. А я говорю вам… Вы уверены, что это она? Где она живёт, ваша сестра? В Веддинге. Тогда всё понятно. Вражеская пропаганда, Веддинг всегда был коммунистическим районом. Вот так и распространяются провокационные слухи.
А что, они ведь тоже люди. Подруга рассказывала: подъезжает танк, оттуда вылезает Иван, лицо в копоти, рот до ушей, женщины бегут навстречу.
Ложь. Они всех женщин. Старух, маленьких девочек, всех подряд. Хоть кричи, хоть не кричи. Сперва это самое, потом стреляют. Вот так — в упор: встанут, подтянут штаны, и — в лоб, в грудь, в живот, всех подряд. Вы это ещё увидите.
Да что там говорить. На нее посмотрите. Беженка из Восточной Пруссии. Что-то ещё бормочет на диалекте. Явно не в своём уме.
Всё-таки, знаете: у них ведь тоже есть и матери, и сёстры.
Чуть было не сказал — я сам был на Восточном фронте. Уже, можно сказать, в самой Москве. Проклятое, обманчивое «чуть-чуть».
Они всех без разбору. Лишь бы было что между ногами. А я вам говорю, я точно знаю, переговоры уже начались. Ами и томми не допустят, чтобы Берлин стал русским. Еще немного потерпеть… Венк на подходе. Что Венк? Где Венк? Нам всем крышка. Они всех… Мужчин сходу, а женщин потом.
