Кирилл Туровский насыщает эту притчу многочисленными образами. Домовитый человек — это Бог-Отец, Его Сын — это Иисус Христос, виноградник — это земля и мир, ограда вокруг виноградника — Закон Божий и заповеди, слуги домовитого человека — ангелы, пища — Слово Божие, незапертые ворота — устроенный Господом порядок и возможность познания «Божиего существа». И, наконец, хромец — это человеческое тело, слепец — душа, а вместе они — образ человека.
В толковании Кирилла, смысл притчи в том, что Господь, создав мир и землю, обещал даровать ее в свое время человеку, но человек, преступив Закон Божий, решил сам взять обещанное.
Интересно, что в интерпретации Кирилла Туровского инициатором преступления становится слепец (т. е. душа) — именно он уговаривает хромца обокрасть виноградник, именно он несет на себе хромца. Однако виновен и хромец, даже, может быть, более виновен, нежели слепец. Ведь это хромец расписывает прелести виноградника и соблазняет ими слепца, перед чем слепец не может устоять. Иначе говоря, тело — это непосильное бремя для души, которая не может устоять перед телесными соблазнами и тем самым обрекает человека на преступление перед Господом. Но в результате виновны оба — и хромец и слепец. Первый — потому что искушал, второй — потому что не устоял перед искушением. Причина же тому — забвение Божиих заповедей, излишняя забота о теле и безразличие к своей душе.
Однако и это не главная причина. Основная причина совершения греха — забвение страха Божиего, ибо все искренне верующие и жаждущие посмертного воскресения руководствуются именно страхом Божиим: «Никто, страх Божий имея, плотским не прельстится… — никто, ожидая смерти и после смерти опять воскресения». В другом месте Туровский пишет: «Покайся во злобе, в зависти, в обмане, в убийстве, во лжи, смирись, постись, бодрствуй, лежи на земле. Но так как ты этого не совершал, то отошел от лица Божия — не отдаленностью земли, но отсутствием страха Божия в своей душе».
В этом случае Кирилл Туровский явно является продолжателем «линии Феодосия», развивающим именно византийскую традицию в русском православии. Это тем более заметно в сюжетах, посвященных церкви. Вообще в толковании «Притчи о человеческой душе…» Кирилл Туровский постоянно проводит идею церкви как главного вместилища Господней благодати. При этом в его толкованиях появляются трактовки роли церкви, которых не было в сочинениях, например, Илариона, Климента Смолятича или Иакова Мниха. Так, говоря о Крещении, Иларион и Иаков Мних пишут прежде всего о роли князя Владимира и конечно же Самого Господа, просветившего русского князя. Кирилл Туровский делает уже совсем другие акценты. «Рай ведь — место святое, как и в церкви алтарь, — пишет Кирилл Туровский. — Церковь же для всех открыта. Она всем нам мать, порождающая всех крещением и легко питающая всех в ней живущих, одевающая и радующая всех, вошедших в нее».
