Проснулся я оттого, что Хасан лизнул мой нос мокрым языком. Хасан ко мне привык. Хасан мог меня лизнуть. Чертыхаясь, я нащупал ружье. Заботливо сложенный штабель развалился вчистую.
— След, Хасан! — бормотал я, пробираясь к выходу. — Фас! Профиль! Даешь вепря!
Хасан тявкнул и выскочил на двор.
Заметив приоткрытую калитку, я пустился догонять Обрубкова. Настиг я его уже у оврага.
Казалось, ветер стал еще сильнее и еще встречнее, так что до кладбища мы добирались с боем. Сражение он дал нам нешуточное, но вскоре отступил под прикрытие холма.
В пути я протрезвел окончательно. Сами собой наладились резкость зрения и ясность мыслей.
Темневшее перед нами кладбище, обнесенное оградой, ощетинилось редкими и кривыми, будто зубы долгожителя Сорокина, деревьями.
— Здесь он прошел! — Тимоха пританцовывал перед значительных размеров брешью в ограде.
Следов кабана мы не отыскали, но это было и понятно. До нас там еще вьюга постаралась.
— За его уши Петрович три сотни выложит! — возбужденно хрипел Тимоха, ныряя в отверстие.
— А за остальное сколь? — буркнул Обрубков. Он осматривал неровные края пролома и по другую сторону ограды не торопился.
— Остальное в щи пойдет! — известил нас ретивый проводник. — Натаха моя горазда. Но самогон с тебя, полковник! Под часовней он, стервец! Там братуха с Филей цепью залегли!
— Он? — спросил я тихо, наблюдая с тревогой за егерем.
— Он. — Гаврила Степанович снял с расщепленной доски клок шерсти и растер его в пальцах. — Он, голубь.
— Так что же? — Я затрепетал. — Надо спешить!
— Теперь уж незачем. — Егерь вытряхнул папиросу из пачки, и я, прикрывая от ветра пламень, дал ему прикурить. — Мужики, полагаю, в чистом поле его засекли и гнали до погоста. Он сам сюда свернул. Значит, и здесь у него лежбище.
Мы двинулись мимо бугорков, отмеченных крестами, вглубь кладбища. Попадались и звезды, насаженные на красные пирамидки, и каменные плиты с обелисками, но преобладали все же кресты. Кладбище в Пустырях было старое. Кресты смахивали на мачты флотилии, затопленной нарочно у входа в гавань, чтобы враг не прошел. Но враг прошел, и прошел, со слов егеря, неоднократно.
— А еще где?
— На болоте под старым дубом нора давно остыла, и на засеке под пнями две-три. — Покуривая на ходу, Гаврила Степанович выложил что знал, не скрывая своих эмоций. — Умен, враг, и опасен страшно. Я фрицев, ей-ей, боялся меньше. Живет, как хищник. В логово не возвращается, когда кто из охотников рядом побывал. На своих нападает.
