— Постой-постой… Какой еще бунт?
— Из-за Хаджар…
— Может, ее обидели? Задели? Говори!
— Да нет же… кто посмеет ее тронуть!
Наби уже не отстанет, взбеленился, будто ранили, занозили его.
— От них всего можно ожидать! — задыхался Наби. — В камере-одиночке, стены, охрана, шито-крыто…
— Никакой гад не посмеет тронуть Хаджар!
— А зачем же тогда — бунт?
— Говорят, один новоприбывший сукин сын в погонах, что-то сказал ей.
— Что именно?
— Да ты не кипятись… язык без костей… вот и сорвалось словечко…
— Какое словечко? Говори! — Наби душил гнев, грудь вздыбилась, рука, стиснувшая винтовку, дрожит.
— Не даром говорят же мечом ранят — заживет, а словом — нет.
— Вот из-за той самой раны и взбунтовался каземат. Цепи разорвали, загремели, лупят по стенам, по решеткам.
— Что ж получается, — горячо проговорил Наби. — Они там по рукам, по ногам связанные взбунтовались, а мы, вооруженные гачаги, ни черта не можем сделать. Выходит, узники во сто крат смелей нашего брата?
— Так-то оно так… — осторожно подтвердил Аллахверди, желая понемногу охладить гнев уязвленного друга. Потому, разматывая нить разговора, перекинул внимание на утешительные и ободряющие сообщения. — Через кузнеца Томаса узнал я: они там, в тюрьме, все как один возроптали. Даже, знаешь, песни запели.
— Какие еще песни?
— О вас — о тебе и Хаджар! — гордо приосанился Аллахверди. — Те, что из уст в уста переходят! Говорят, даже кое-кто из солдат подхватил, подпевал.
— Ты мне зубы не заговаривай, — перебил Наби, готовый сейчас же рвануться в бой. — Какое слово тот гад сказал?
— Ну, сказал… неважно, какое…
— Важно!
— "Кара пишик" — вот что сказал. Не горячись…
— Ждать нельзя! Надо напасть на каземат!
— Людей погубишь, Наби!
— Лучше погибнуть, чем жить в бесчестии!
— Не ты ли твердил: "Сумей — убей, а сам уцелей, живой — снова в бой"?
— Грош цена жизни такой.
— С умом надо действовать, Наби, с толком.
— Ладно! Соберем гачагов, совет будем держать. Десять — на дозор остальные ко мне.
— Вот это дело! — одобрил Аллахверди. — Ум хорошо, а два лучше.
— Тут поболее выйдет.
— Ну, пусть, — улыбнулся Аллахверди. — Я хочу, чтоб Хаджар вырвалась из неволи и всех вас живыми-невредимыми застала.
— Слышал, сказано, в бою малому — малый урок, большому — большой, — уже успокаиваясь, совладав с собой, проговорил вожак. — Пусть из пушек палят, — мы и под картечью пробьемся и дело сделаем.
— Пока давай дело исподволь делать! — веско сказал Аллахверди, призывая друга к терпению. — Падишаху русскому немудрено — одного солдата подстрелят другого выставит, сотню перебьют — новую пришлет, а вот наш Гачаг Наби кем себя заменит?.
