— Ошибаешься, брат Годжа, — сказал серьезно Везирзаде, — врач бессилен побороть смерть.
— Что же тогда делает врач? Только продлевает муки больного? Дает отсрочку?
— Врач подает надежду. Человек сам противостоит Азраи-лу, борется с ним.
Годжа-киши не успел ответить доктору, так как сын окликнул его с веранды:
— Отец!
Старик поспешил на зов, и они начали вполголоса совещаться, чем и как угощать гостей. В обсуждении этого вопроса приняла участие и хозяйка дома, жена Годжи-киши.
Седобородый доктор, примостившись на тахте рядом с Демировым, заметил:
— Люблю стариков, которые не лезут за словом в карман. Я сам немного такой.
Стоявший рядом Мюршюд-оглу подтвердил:
— Да, наш аксакал Годжа-киши из тех, кто кого угодно сразит словом наповал! Лучше с ним не связываться. Махмуд недовольно поморщился:
— Мне вот только не нравится привычка старика говорить на белое "черное".
В этот момент, неожиданно для всех, от калитки отделилась человеческая фигура, приблизилась к тахте и молча склонилась в поклоне перед секретарем райкома.
— Кто это? — спросил Демиров у Махмудова. — Вы знаете этого человека?
— Еще бы!.. — усмехнулся парторг. — Это Кеса, знаменитый… — Он умолк, не договорив.
— Да, да, припоминаю, я где-то видел этого человека, — сказал Демиров.
— В райцентре, — уточнил Махмуд. — Он у вас там курьером работает и звонарем в райисполкоме… Кеса жалобно заговорил:
— Заболел я, товарищ Демиров, тяжело заболел… Ослабел, едва ноги передвигаю…
— Почему же вы не обратились к доктору? — спросил Демиров. — Или обращались? — Он перевел взгляд на Везирзаде: — Дорогой Ибрагим-бек, вы не лечили его?
— Я впервые вижу этого человека! — сказал доктор. Встал с тахты, чтобы получше рассмотреть таинственного гостя. — Что у вас болит, милейший? VI почему вы до сих пор не явились ко мне? Или вы не слышали, что в деревню приехал доктор, то есть я?! Так что у вас болит, я спрашиваю!
— Боль живет в моем сердце, — простонал Кеса, приложив руку к груди. — Вот здесь…
— Я бы и сердце ваше выслушал, надо было непременно заглянуть, — сказал Везирзаде.
— Товарищ Демиров!.. — протянул Кеса плаксиво и замолк.
— Слушаю вас, — отозвался секретарь райкома.
— У меня — горе. Ах, знали бы вы, сколько у меня горя! Это такое горе!.. — Кеса засопел, хрипло кашлянул несколько раз. — Клянусь вам, товарищ секретарь, горе убьет меня!..
— В чем же заключается ваше горе, товарищ? — участливо спросил Демиров. Расскажите мне!
— Горе мое в том, что я… не могу… вернуться туда… — Голос Кесы прерывался и дрожал: — Не могу вернуться в райцентр!..
