— Ой, прости, — принялась она извиняться.
— Да ничего страшного, — я собрал с пола все, что было на виду, и закинул в свой пустой пакет. — Остальное уберем утром.
— Все потому, что я ужасно боюсь грома и молнии. Когда была маленькой, по ночам отец уходил от меня только после того, как я засыпала. И если меня будил какой-нибудь шум, я вскакивала и очень сильно пугалась.
— Тебе, наверное, было нелегко. Если я просыпался ночью, мои родители обычно кричали на меня. Они говорили, что я должен быть храбрым, то есть, чтобы отстал от них, — я передал ей попкорн.
— Доедай.
— Спасибо, — она взяла его. — Мне нравится…
— Что?
— Ничего. Просто… спасибо за попкорн.
Она сидела так близко, что я мог чувствовать ее дыхание. Я хотел придвинуться еще ближе, но не мог себе этого позволить. Так мы и сидели в голубом свечении телевизора, в тишине, наблюдая за фильмом. Когда он закончился, я увидел, что Линди уснула.
Гроза поутихла, и мне хотелось просто сидеть и смотреть, как она спит, не отводя глаз от нее так же, как и от кустов роз. Но если она проснется, ей это покажется странным. Я и без того был более, чем странным для нее. Поэтому я выключил телевизор.
Комната погрузилась во мрак, я поднял ее на руки, чтобы отнести в комнату.
На полпути она проснулась.
— Что за…?
— Ты уснула. Я несу тебя в твою комнату. Не переживай. Я не причиню тебе вреда. Обещаю. Ты можешь мне верить. И я тебя не уроню, — я практически не ощущал ее веса в своих руках. Чудовище тоже было сильным.
— Я могу идти, — сказала она.
— Хорошо, если ты так хочешь. Но разве ты не устала?
— Устала. Немного.
— Тогда доверься мне.
— Знаю. Я подумала, что если бы ты хотел навредить мне, давно уже так бы и сделал.
— Я не намерен делать тебе больно, — сказал я, съежившись от понимания того, что она обо мне думает. — Я не могу объяснить, почему держу тебя здесь, но уж точно не за этим.
— Я понимаю, — прижавшись к моей груди, она поудобнее устроилась у меня на руках.
Я пронес ее по лестнице на самый верх и взялся за ручку двери. Она схватилась за нее.
В темноте раздался ее голос.
— Меня никто никогда не носил на руках, такого я не припомню.
Я еще крепче прижал ее к себе.
— Я очень сильный, — сказал я.
На это она ничего не ответила. И снова погрузилась в сон. Она верила мне. В темноте я пробрался в ее комнату, думая о том, что для Уилла это повседневная жизнь — быть предельно осторожным, боясь наткнуться на что-нибудь.
Я подошел к кровати и уложил ее, накрыв пледом. Мне захотел поцеловать ее, прямо здесь, в темноте. Прошло так много времени с тех пор, как я прикасался к кому-либо, по-настоящему дотрагивался. Но с моей стороны было бы нечестно воспользоваться тем, что она спит. И если она проснется, то, скорее всего, никогда меня не простит.
