Где было море, где была она? Исчезли все ориентиры. Море затопило все, обволокло, поглотило. Неимоверных усилий стоило приподнять руку, и она колыхалась в воде, тоненькая полоска плоти с белыми кружками присосок на конце. Но что это доказывало? Быть может, это море выпустило свое щупальце? А то смутное чувство, что рождается где-то под ложечкой и оттуда растекается по всему телу, было морским течением. Оно несло светящиеся пылинки и сливалось с другими течениями, все новыми и новыми.
Дикая, неистовая стихия, сколько в ней было ярости! То и дело закручивались водовороты, разматывая свои бесконечные клубки. Словно тысячи бичей хлестали пустоту. Как тут было обрести тело? Как задержать бесконечное падение, как ступить на твердую землю? Все было впервые, словно вдруг повернули зеркало, и оказалось, что по ту сторону что-то есть. Ничто больше не было скрыто, все явилось, стало начертанным словом, не было больше тайн, спрятанных лиц, и невидимые нити связали чрево со всем остальным миром, и голоса вырвались из сомкнутых уст, и все течения слились в одну бесконечную реку.
Нет, это не было путешествием. Скачок — и она оказывалась сразу и у начала, и у конца. Она не смотрела. Она была внутри глаза. Она не рассуждала. Она была внутри рассудка, и подлинная жизнь билась в ней, жизнь, не знающая смерти. А раз так — стало быть, все возможно.
[28]
Вода прибывала, наполняя темные долины, вливаясь в узкие проходы, взбираясь на уступы. Она взмывала вверх, заполняя небо, разливаясь в сфере эфира. Она не была уже ни жидкостью, ни газом. В ее тусклой массе расплавлялись, исчезали самые твердые камни, металлы, стекло. Лучи света снопами вырывались из глубин и брызгали в небо. Солнце стало каплей воды, а ночь была пронизана косяками светящихся рыб и медуз. И были еще те, кому открылась тайна вод, — они назывались утопленниками.
И были приливы, и были отливы, они длились тысячи, тысячи веков. Отлив обнажал на скалах, покрытых слизью и водорослями, скопища проворных рачков и извивающихся рептилий. А потом наступал прилив, и не оставалось ни клочка земли, ни островка, ни скалы. Повсюду воцарялся великий покой соленой стихии вод.
Темная масса воды, эта необъятная ширь, трепетала, вздыхала. Она не хотела, чтобы о ней говорили. Она не любила людей, совсем не любила.
Ибо она жила самой собой, эта загадочная масса, и сама была мыслью. Она безмолвствовала. Она не желала явить себя кому-либо. Она существовала в себе, сама по себе, жила в своем логове, заполняя его; ее живот тихо поднимался при каждом вздохе, а щупальца покачивались в волнах перед нею.
