Баронесса задержала свой взгляд на Стасе. Потом задала ему какой-то вопрос, требовательно и внимательно ожидая, пока Виктория переведет.
— Ильма хочет знать, — по инерции произнесла Виктория, — Если ваш президент Брежнеф впервые поехал в Америку, может быть откроют границу?
Стас растерялся. В этом вопросе была вся история СССР. Он корректно объяснил, что раз он здесь, в Бельгии, значит граница не закрыта.
— В то же время, просто так открыть границу… Слишком большую войну мы пережили, чтобы открывать, а не укреплять границы.
— Но вы же так не думаете, — перевела Виктория, и они прошли в дом.
Буйство красок, о которых Азаров и не подозревал никогда, ворвалось в его глаза. Это была красная гостиная, что невероятно гармонировало с внешней темно-серой облицовкой дома. На высоких дверях, открывающихся в сад, висели длинные темно-зеленые гардины, они украшали верх окна замысловатой накидкой, а внизу тянулись шлейфом по полу, словно подол женского платья.
Гостиная была просторная, красные шелковые стены выглядели в этот час огненно-янтарными. Поодаль от окна, спиной к нему стоял пухлый розовый диван, а боком к закрытому камину — белый, тоже обтянутый мягкими тканевыми пуфами. На столике перед ним цвела гроздь белых мелких хризантем. По сторонам ослепительно сияющего пейзажа, открывавшегося в окне, в затененных углах гостиной, висели большие картины с незамысловатыми натуралистическими композициями.
Картина Виктории была готова к отъезду. Она стояла на треноге у входа, накрытая белой тканью.
Баронесса пригласила всех сесть на диваны вокруг длинного журнального стола с хризантемами. Сама первая села, скрестив на груди усеянные кольцами и браслетами руки. Подали шоколад. Стас изучал огромную залу, холодную и пустую, несмотря на теплые, казалось бы, тона интерьера.
— Так вы будете писать о нашей Вике книгу? — спросила Ильма, обращаясь к Стасу и к Якобу одновременно.
Якоб перевел. Он чувствовал себя несколько скованно в присутствии баронессы, словно перед ним была знаменитость.
— Статью. О фламандской живописи вообще. О ее сегодняшнем дне и, так сказать, связи времен.
Баронесса тонко улыбнулась газетному штампу, кончик ее носа слегка напрягся. Она исподлобья с укором посмотрела на Викторию.
Вся эта игра, а это, несомненно, была игра в жмурки, начинала раздражать Стаса. Он постоянно замечал пытливые взгляды и недосказанность. Боялись его, что ли?
«Может, они думают, что каждый второй в России служит в КГБ, — подумал он. — Вообще-то это так, но я прохожу первым». И сказал вслух, что сегодня для него как раз рабочий день, он наконец-то побывает на выставке и сможет сам оценить работы Виктории.
