У младшего из красноармейцев даже глаза сверкнули.
— Ну-ка, ребята…
— А ты подожди. Надо подумать.
— Что тут думать, вытащить его, прохвоста, за шиворот, только и делов!
— Глупость сделать всегда — только и делов! Ну, ты прикончишь его, а дальше что? А наутро подымется шум, дадут знать в штаб, и их сюда столько привалит, что и не справишься…
— Пожалуй, это верно…
— Хорошенькую бы разведку произвели! Сейчас-то они сидят себе спокойно, как у христа за пазухой, сам видишь, капитана один часовой караулит. А напугаешь их, все и испортишь.
— Эх, хотелось бы приволочь фрица…
— Подожди, авось другой раз приволокем. А теперь — домой!
— А где же это у вас дом? — заинтересовалась Федосия.
— Это у нас так называется, мать. Дома наши далеко, а на войне дом — это своя часть. Ты вот расскажи, как лучше пройти. Сюда-то мы шли, чуть не потонули в снегу…
— Я вам покажу, тут прямо в овраг и вдоль речки, вдоль речки. Только там наши лежат непохороненные, так вы поосторожней… А там вас речка на равнину выведет, к деревням Охабы и Зеленцы, только там тоже немцы.
— Это-то мы знаем. Главное, тут на кого-нибудь не наткнуться.
— А вы идите спокойно, тут только у моей избы часовой, а больше никого нет. Помаленьку идите, как ветер стихнет, останавливайтесь, а то снег скрипит, фриц услышит.
Три пригнувшиеся тени следовали за ней, тотчас останавливаясь, когда останавливалась она.
— Вот и овражек, тут прямо и спускайтесь, только осторожно, а то скользко.
— До свиданья, мать. Спасибо за все. Хороший ты человек.
— Будьте здоровы, ребятки. Только поторапливайтесь, поторапливайтесь…
— Уж постараемся! Иди-ка домой, холодно!
— Ничего, я привыкла.
Федосия стояла на краю оврага и смотрела вниз. Они быстро двигались по тропинке, их силуэты в белых плащах было все труднее различить на снегу. Наконец, они совсем растаяли во мраке, исчезли в ночной тьме. Медленно, шаг за шагом, Федосия шла домой. Ей казалось, что она вырвалась из тюрьмы, а теперь добровольно возвращается на цепь. С ненавистью глядела она на темные очертания своей избы, избы, где спал немец с любовницей, куда приходится итти, чтобы слушать его ненавистный храп.
Да, он все еще храпел, посвистывал носом, что-то бормотала сквозь сон его девка. Федосия усмехнулась с мстительной радостью. Скоро вам конец. Вот придут красноармейцы, зайдут прямо в избу и вытащат тебя из кровати. Услышит она, Федосия, когда они будут подкрадываться, или ее разбудит только их появление в избе? Но нет, она твердо знала, что не уснет, что не будет теперь спать до самого их появления, до освобождения деревни.
