— Лейтенант, уж он распорядится как надо, — вмешался в бабьи споры Александр.
— Да разве я что говорю? Я за лейтенанта распоряжаться не собираюсь…
— Этого только не хватало, — буркнул Александр и заковылял домой, чтобы намалевать еще одну вывеску: школа. Чтобы все было, как раньше, прежде чем немцы сорвали эту вывеску и растоптали ее каблуками на деревенской улице. Конечно, так красиво, как было раньше, ему не намалевать, но все равно, лишь бы стереть следы немецких лап, лишь бы вернуть деревне ее прежний вид.
* * *
Вдруг в звенящий песнями воздух, в чистую, ясную лазурь ворвался перекатывающийся грохот. Песня умолкла, словно вбитая в землю. Дети у хат окаменели в неподвижности.
— Что это?
Грохот повторился, оглушительный, гудящий. Горизонт загремел пальбой.
— Пушки стреляют…
— Это в Охабах, в той стороне…
— В Зеленцах…
— Наши стреляют?
Они прислушивались. Гремела артиллерийская пальба, перекатывалось долгое эхо выстрелов. Люди притихли.
— Что там еще такое?
— Бой идет…
— Наши орудия бьют, наши…
— А ты откуда так разбираешься в артиллерии?
— Я же слышу, звук оттуда идет, от наших.
Они всматривались в лица красноармейцев, но те были спокойны.
— Наши, наши бьют, надо клин расширить.
— Какой такой клин?
— Да вот, вашу деревню. Тут прошли, а сзади и по сторонам остались немцы…
— Ну вот, я сразу сказала — клин! — оживилась Терпилиха.
— Ничего ты, тетка, не говорила.
— Да ты что? Не слышал, так нечего и мудрить! Я сразу говорила — клин… Всякому понятно, все ведь знают, что в Охабах еще немцы…
— Теперь только глядеть, как фрицы побегут…
— Сюда? — испугалась Ольга Каланчук.
— А хоть и сюда! — воинственно уперлась руками в бока Терпилиха. — Уж мы их здесь встретим, встретим!
— Что им сюда переть? Там есть другая дорога — на Запад.
— Если который живой уйдет…
Они слушали. Где-то далеко шел бой, гремели орудия. Расширялся клин, вбитый в немецкие позиции.
Лейтенант Шалов допрашивал немцев. Они стояли перед ним в теплой комнате и тряслись. Он смотрел на них, худых, оборванных, в нарывах, в зловонных, гниющих болячках. В комнате было тепло, и их, видимо, невыносимо ели вши, они украдкой чесались, не сводя глаз с командира. Из всего гарнизона капитана Вернера их осталось пять человек.
— Надо отправить их в тыл, что тут с ними делать, — решил Шалов.
— Отправить? — поморщился коренастый Володька. — На месте бы их, товарищ лейтенант…
— Что ты болтаешь?
— Жаль им конвой давать, бойцов мучить. Тащись с ними по снегу…
