Она уже давно перестала считать, что ее нынешняя жизнь не более чем дурной сон, который когда-нибудь кончится. Нет, она больше не надеялась, что, проснувшись однажды, обнаружит себя на мягкой перине в своей чистой уютной спальне. Отец заявил, что отказывается от нее. Уж если дочь сбежала с никчемным бездельником, то пусть с ним и живет. Так что теперь она была всего лишь Кенной Грэм, служанкой на постоялом дворе. Иногда, как вот теперь, на нее накатывала ужасная тоска, но все пройдет. Даже тоска стала для нее непозволительной роскошью. Она могла предаваться грустным раздумьям лишь в короткие мгновения перед тем, как забыться сном.
Тут в коридоре послышались шаги, а потом раздался голос:
— Вы ведь здесь, Кенна?
Она вздрогнула и насторожилась.
— Мистрис Кенна…
Она вдруг сообразила, что здесь, в этом доме, только Ангус звал ее по имени, но голос принадлежал не ему. Кенна обернулась и прищурилась, пытаясь разглядеть в темноте того, кто назвал ее по имени. Слабый свет, проникавший сюда из дверного проема, ведущего в зал, заслоняла мужская фигура. Когда же мужчина приблизился, она, вскрикнув, вскочила на ноги.
Маклейн!
— Вы неважно выглядите, Кенна.
Его низкий голос накатывал на нее как отдаленные раскаты грома. Он подошел к ней совсем близко и спросил:
— У вас что-то не так?
— Нет, все в порядке, — прошептала Кенна.
— Похоже, вы чем-то расстроены.
Теперь она остро чувствовала его запах. Запах снега, прохлады и чистоты.
— Вы знаете мое имя?
Он нахмурился и взглянул на нее с недоумением, словно она сказала какую-то глупость.
— Разумеется, знаю. Я слышал, как хозяин гостиницы вас так называл.
«Да, он прав, — подумала Кенна. — Но странно, что он запомнил мое имя».
— Вы плачете, мистрис Кенна?
Она отрицательно покачала головой, не желая признаваться, что плачет. Тут же поднесла к лицу фартук и утерла слезы. Как неловко, когда тебя застают в слезах, как капризного ребенка, которому не дали сладостей…
— Мне пора возвращаться. У меня много работы, — пробормотала Кенна.
Она попыталась побыстрее проскользнуть мимо Маклейна, но он был слишком широк, в плечах, и Кенне пришлось прижаться к стене, даже когда он посторонился. Подняв глаза, она вдруг поняла, что стоит лицом к лицу с мужчиной, от которого исходило… какое-то странное и необыкновенно приятное тепло. Тут он вдруг поднял руку и провел ладонью по ее щеке.
— Почему вы меня не боитесь?
Прикосновение его также было приятным; казалось, из пальцев его струилось тепло, распространявшееся по всему ее телу.
