— Тебе это не поможет, — вздохнул старик.
Зимин не стал тратить силы на ответ.
Стоя на карачках было не так-то просто взять в руки лопату, и Зимин, еле-еле подвинув канистру к бывшему костру, начал расчищать снег голыми руками. Под ним быстро нашлись грязные угли, мокрый пепел и потухший стволик сосенки. Нужно много огня. Сразу много.
— Это тебя не спасет! — повторил старик настойчивей. — От огня будет только хуже!
Набросав валежника поверх мокрого кострища, Зимин встал на колени и взял в руки канистру. Надо быть осторожным — не облиться самому. Притихшие ведьмы раскрыв рты стояли за спиной, сундуки со снегом растворились в воздухе, а маленькие белые бесенята опускались на валежник, надеясь засыпать его до того, как он загорится.
Огонь метнулся в стороны и вверх с тяжелым хлопком, обдал лицо жаром, опалил брови и ресницы. Валежник занялся не сразу, и Зимин кинул сверху несколько еловых веток, чтобы задержать рвущееся прочь пламя. Повалил белый дым, смешанный с паром, пламя затаилось под хвоей, но через минуту хвоя скукожилась, шипя и вспыхивая, и сучки под ней затрещали, выплевывая смолу.
Зимин придвинул руки вплотную к огню — они не чувствовали жара.
— Эй, не делай этого… — как-то необычно тихо и жалостно сказал старик.
И Зимин ему почему-то поверил, отодвинулся от огня немного, выдернул из-под снега свой мушкетерский плащ — летучий корабль… И вовремя на нем устроился: руки начали согреваться.
— Лучше бы ты не просыпался… — устало выдохнул старик. — Умер бы легко и безболезненно.
— Заткнись, — бросил ему Зимин, сжимая зубы. Ему было плохо: от жара огня что-то зашевелилось внутри — наверное, таяла ледяная глыба, — но дышать становилось все трудней, голову то застила чернота, то наполнял ослепительный свет. Пальцы багровели на глазах, между суставов вспухли полупрозрачные волдыри. Лицо загорелось, словно Зимин сунул его в костер, ломило нос и уши. Ноги выше колена кололи тысячи иголок. Разливавшейся боли в груди он не почувствовал, согнулся, уткнулся лицом в колени, но задохнулся и выпрямился.
— Так не делают, — обиженно проворчал старик. — Нельзя согреваться быстро.
Зимин и без него это понял. Тошнота соперничала с болью, перед глазами кружилось сразу несколько костров и несколько стариков.
— Ой, мама… — выговорил он перед тем, как из глаз побежали крупные слезы, окончательно перехватывая дыхание.
Нет, он не терял сознания. Он думал, что умирает, — на этот раз на самом деле. И, наверное, так оно и было. В ушах стоял визг невидимых ведьм и свист призраков — постепенно переходящий в ультразвук, неслышный, но от этого еще более невыносимый.
