– Действительно твои деньги?
– Я же сказал.
– И можешь их потратить?
– А зачем деньги, если не тратить?
– Давай съездим к морю, а?
Он немного подумал. А чего бы, собственно, и нет? В Москве его ничего не держало. Спросил:
– Морей много, ты куда хочешь?
– В Геленджик, – ответила она без запинки.
– Была там, что ли?
– Я на море вообще не была.
– Сейчас же просто.
– Не получалось.
– Ну и что – название красивое, вроде Звенигорода?
– Ага, – засмеялась она и объяснила: – Туда подружка ездила.
Тимур согласился:
– Ладно, Геленджик так Геленджик.
– Правда поедем?
– Договорились же.
– А когда?
– Одно дело надо сделать. К другу съездить. Болеет.
– А чего с ним?
– Плохо с ним.
– А ты возьми меня с собой.
– Зачем?
– Я же медсестра. Хреновая, но все же. Мало ли… Вдруг пригожусь.
* * *
У Лешки Каравайкина он не был уже недели две. Перезванивались часто, а вот ездить – не ездил. Тяжело, когда друг болен, а помочь нельзя. Жене Глашке денег дал, месяца на два им хватит, потом даст еще. Врач был свой, бабки не брал, но, к сожалению, и не обнадеживал. Лешку обездвижило на левую сторону, по квартире передвигался, но не более того. Тимур ездил бы и почаще, хоть в шахматишки сыграть – но мешала Глашкина с трудом скрываемая неприязнь. В болезни мужа она видела и Тимурову вину – мол, пили когда-то вместе, вот мужика и заклинило. Хотя пили давно и не так уж много, и, скорей всего, отложенно сказалось давнее тяжелейшее сотрясение мозга: дня три тогда был без сознания. Оклемался вроде, все устаканилось, но врач сказал, что такие вещи даром проходят редко: сосудики в мозгу смещаются, а долгое время спустя какой-нибудь ослабленный лопается, и вот вам результат. Но на Глашку Тимур не обижался: ведь в главном она была неоспоримо права. Четверть века дружили, шли по жизни локоть к локтю, вроде бы все общее – но теперь он мужик в порядке, вон девки клеятся на Арбате, а Лешка даже в туалет ходит по стенке. Эту свою вину Тимур чувствовал без всякой Глашки. И теперь, уже на улице, подумал, что не надо было девчонку с собой брать: Лешка-то поймет все правильно, а вот Глашка легко может завестись. Перерешать он не любил, но тут, пожалуй, надо перерешить.
Пока он думал, как бы это сделать поестественней, вышли на бульвар, и девчонка остановилась у свободной лавочки. Лицо у нее было хмурое.
– Чего? – спросил Тимур.
– Давай посидим чуть-чуть.
Сели. Она сказала раздраженно:
– Слушай, Тимоха, чего ты все темнишь?
– В каком смысле – темню?
