Летные дневники, часть 5 | страница 19



         Какие это реалии, я уже упоминал выше. Но партейный иерей, отвечающий за мою работу, как говорится, в партийном порядке, считает, что партия, лично он, провели среди меня достаточную работу, и мой экипаж – созревший плод этой работы.

        Вот так воруют плоды из чужой оперы.

        А мы экипажем летаем, едим, спим, бродим по пустым магазинам и дорогим рынкам, читаем газеты – годами вместе, и дружно, в бога и душу материм большевиков, наивно полагающих… а впрочем, они не так наивны. Они просто и по-хозяйски грабят наши плоды и считают, что за это мы должны платить им зарплату нашими взносами.

        Нет сейчас должности позорнее, безавторитетнее и бесполезнее, чем должность замполита. Нет безавторитетнее и конторы, чем политотдел.

        Потому что не найдешь среди нас сейчас дурака-пролетария, который глядел бы в рот замполиту. Читаем газеты, смотрим телевизор, думаем.

        Дай мне жилье, умеренно материальных благ и сервиса. – и я сам буду зубами держаться за свое дело. Зачем мне комиссар сейчас? Что – при заходе в сложняке он впереди самолета скачет? А мы, с мокрой спиной, стиснув зубы, себе работаем и не думаем, что строим Храм. Нет, мы говорим: какой, к черту, храм – кладем свои, будь они прокляты, кирпичи в эту треклятую стену.

        Чувство Мастера Репин за год разменял на ремесло частного извозчика. Вот тебе и храм. И наше мастерство мы осознаем лишь на уровне кирпича – мягкой посадки.

        И воспеть некому, да и не для кого. Зачем молодежи летать, когда можно шашлыки жарить.


        Кажется, мой мыслительный процесс еще не избавился от эмоций. Но время лечит.


        Прорезался один интересный вывод. По нынешним временам, в сложных областях человеческой деятельности, будь то АЭС, транспорт, медицина, политика, – ЧП происходят чаще по вине рядового нажимателя кнопок. Это мысль не моя. Но система, созданная специально для того, чтобы нажиматель кнопок не ошибался,  и нормально функционировал, в наше время настолько перегружена сама собой, что работать в ней, подобно лазутчику во вражеском стане, должно помогать чувство постоянной опасности. Хорошее, древнее, историческое чувство, чувство оглядки. Его прекрасно использует и поддерживает капитализм. Страх – его движущая сила.

         Вот мы, летая, воспитанные Аэрофлотом, пропитанные его духом, наглядевшись на всякие ЧП, выжившие, – интуитивно выработали это чувство в себе.

         Я иду на работу с чувством, если не радости, то удовлетворения, что самовыражусь. Это само собой. Ну, еще и что заработаю за рейс семьдесят, допустим, рублей. Этого не отнимешь, это зримо.