Сам же Дронов (имени его Алька так и не узнала) был тете Вале полной противоположностью. Кроме высоченного роста он обладал еще густыми темными волосами, что являлось главной причиной того, что, по Алькиным понятиям, братом и сестрой они никак не могли бы быть. Кроме того, лицо его было в меру вытянутым, а не круглым, как у тети Вали. И уж, конечно, рябым Дронов точно не был. Вот, собственно, и все, что Алька успела в нем разглядеть.
Мать пыталась завести с новыми соседями дружеские отношения, несколько раз заглядывала к ним в гости, порой останавливалась на улице рядом с Валентиной, когда та гуляла с младшеньким. Да как-то дальше этого отношения не зашли. Валентина оказалась довольно замкнутым человеком. На вопросы отвечала односложно: да, нет, не знаю. Охотно говорила только о младшем сыне, Матвейке. Сразу начинала улыбаться, и у собеседника уже не было необходимости тянуть ее за язык. Сама с удовольствием рассказывала, сколько ему лет, месяцев и дней от роду, во сколько месяцев Матвейка пополз, во сколько сел, во сколько проклюнулся первый зубик и прочие никчемные сведения. Об этом уже неинтересно было разговаривать самой Анастасии Григорьевне, Алькиной матери. Впрочем, по имени-отчеству ее никто никогда не звал. До сих пор обращались к ней просто Настя, или Настасья. Или же тетка Настя для тех, кто был существенно моложе.
Отца у Альки не было. Не в данный момент, а вообще не было. То есть по законам биологии его, конечно, не могло не быть. А вот по человеческим понятиям — не было. Даже отчество, как подозревала Алька, досталось ей в наследство от матери — Григорьевна. Довольно нелепое сочетание: Альбина Григорьевна. Да Алька по этому поводу особо не горевала — кто ее по отчеству-то звать станет? Наверняка, как и мать, на всю жизнь Алькой останется. В лучшем случае — Алей. Потом тетей Алей, а в старости — бабой Алей. Веселенькая перспективка. Как ни крути, а яблочку от яблоньки при всем желании далеко не упасть, не откатиться.
И будущее свое Алька представляла приблизительно таким же, как жизнь собственной матери. То есть никаким. Вернее, обездоленным и незавидным. Даже в самом лучшем случае, даже если очень повезет, и возьмет Альку кто-нибудь замуж. Потому что прынца на белом Мерседесе ей не видать, как собственных ушей. Потому что любой прынц с удовольствием женится на прынцессе, а на кой хрен ему бесприданница? Пусть даже в наше время приданное как понятие незаметно превратилось вроде как в пустой звук. Но деньги-то, благополучие, как его ни назови, до сих пор актуальны! Даже, пожалуй, актуальнее, нежели когда бы то ни было ранее. И вот с этой точки зрения у Альки был самый маленький минимум шансов выйти замуж. И в самом лучшем случае — за такого же бедолагу, как сама.
