Иногда по выходным они садились в машину Дронова и ехали в Москву. Он водил Альку в Третьяковку и театры, но той больше всего нравилось бывать в Парке Горького. Живопись, искусство — это, конечно, хорошо, но Алька-то еще была ребенком, к тому же детство у нее было несколько ущербное, словно бы недогуленное. А потому ей так хотелось порезвиться, покататься на каруселях, на американских горках. Что может быть лучше, чем когда от скорости и перепадов высоты дух захватывает, когда, кажется, от страха и ужаса сердце вот-вот остановится, разорвется, а ты прижимаешься спиной к любимому, уверенная в том, что он защитит. Что может быть лучше вот этого симбиоза ужаса и бесконечной любви и счастья?!
Но все хорошее когда-то кончается. Кончилось и их лето. Вернулись в город Валентина и дети. Впрочем, их возвращение не означало ровным счетом ничего — Альке даже казалось, что Дронову абсолютно все равно, догадается супруга о его неверности или нет. Однако вопросов относительно супружеской жизни любимого никогда не задавала.
Как ни странно, но гораздо большим препятствием их отношениям стала не семья Дронова, а Алькина школа. Мало того, что она пропадала там по полдня — это Дронов принимал нормально, как должное. В конце концов, он тоже не на пляже загорал целыми днями. А вот подруги, одноклассники… За лето, проведенное со взрослым человеком, Алька, оказывается, безумно соскучилась по сверстникам. И с самого начала сентября бесконечной чередой пошли вечеринки, сабантуйчики, походы в кино и на дискотеки с друзьями.
Сначала Дронов терпел молча, как неизбежное зло. Но уже в середине октября стал проявлять неудовольствие тем, что в Алькиной жизни есть кто-то кроме него, даже если этот кто-то и не является его соперником. Он не хотел ее ни с кем делить, даже с подругой Жанной.
Алька ходила счастливая — еще бы, из-за нее убивается взрослый мужик. Ревнует. Значит любит. Вот и пусть ревнует. И все чаще проводила вечера вне дома, без Дронова. Не назло ему, а так, скорее из вредности. А если и назло, то самую капелюшку. Потому что сама чувствовала дикую от него зависимость, потому что не желала менять в их отношениях ровным счетом ничего. Потому что и сама не могла подолгу оставаться без него. Да что там — уверена была, что без Дронова не выживет. Вот не дай Бог пропадет он из Алькиной жизни — и все, и она пропадет. Потому что сама жизнь для нее — это Дронов. Или Дронов — это жизнь? Так или иначе, а он занимал в Алькиной жизни не менее трех четвертей места.
