— Витька этот — с вас ростом, худощавый, лицо в прыщах.
— Светлый, тёмный?
— Тёмный вроде бы, У него прическа необычная — на висках и затылке выбрито.
— Так, одежда?
— Не помню. Чёрная куртка. Или коричневая.
— Н-да. Хорошо, давай про второго.
— Повыше будет. Лысый.
— Как лысый? Совсем лысый?
— Да, совсем. Короче, чем в армии. Тоже худой, хотя сильный. Вон, гвоздь видите? Я его вместо крючка для сумок вбил. Так парень как-то зацепился за него, разозлился, одним рывком вырвал.
— Интересно. А этот во что одет был?
— Насчёт куртки ничего сказать не могу, футболку только помню. Чёрная, с рожей какой-то спереди. Скелет, кажется.
— В комнату заходил к ним?
— Нет, ни разу.
— Николай Филиппович!
— Ну, заходил. Разок.
— Ну и что было в комнате?
— Да ничего. Они ж переночуют и отваливают. Даже крова и не заправляли. Как скоты.
— Ладненько. Записывать это пока не будем, бог с вами. Нo имейте в виду, если опять вы что-нибудь забыли, то…
Паша постучал пальцем по кухонному столу. Жест был убедителен и дополнительных комментариев не требовал. Встав с табуретки, Гончаров ногой задвинул её под стол и по узкому коридору направился к двери.
— Да, вот ещё… — как бы вспомнив, вдогонку произнёс Николай Филиппович. Паша обернулся.
— Я вспомнил, как его звали. Кличку вспомнил «Череп». И ещё…
— Ну?
— Когда мы поругались, здесь, на кухне, он вытаскивал из кармана нож. Такой необычный, как веер раскладывается. С красной ручкой.
Мужик поднял взлохмаченную, месяца два нечёсаную голову и тупо заглянул в исписанный лист протокола.
— Читай, — Казанцев бросил на бланк ручку. — Что не понравится, скажешь.
Мужик трясущимися пальцами поставил подпись-закорючку, даже не взглянув на текст.
— Всё равно ни фига я не помню. Пишите как надо. Дай закурить лучше.
Костик бросил на стол пачку сигарет.
— Помнишь ты всё, родной, помнишь. А на плохую память теперь поздно списывать. Ты мне так объясни, без бумаг. Зачем?
Мужик поежился.
— Не знаю. По пьяни.
— Это слабый аргумент. Было уже.
— А что теперь-то? Пишите как надо.
— Да напишем, напишем. Я тебя понять не могу. Вроде не «баклан», вроде не блатной. Пьяница тихий. Да и повода не было. Что ж тогда?
— Просто так, значит…
Костик больше не стал терзать мужика бесполезными вопросами. От его вопросов человек не оживёт. Ни тот, ни этот. Они оба уже мертвы.
Он молча кивнул сидящему на дверь и поднялся со стула.
— Пошли.
Мужик потер руками покрасневшие после недельного запоя глаза и заковылял из кабинета в камеру. Казанцев, сдав его дежурному местного отделения, вернулся собрать разбросанные по столу бумаги.
