Но еще больше мама обрадовалась при упоминании профессора Хоффмана.
— Он был одним из моих учителей, — сказала она. — Скажите, он еще играет на терменвоксе?[6]
— Играет.
Мисс Мартинес сняла телефонную трубку и позвонила профессору Хоффману.
— Что такое терменвокс?
— Электронный музыкальный инструмент. — Мае обеими руками очертила в воздухе прямоугольник. — Звучит, как музыка иных миров.
Когда мисс Мартинес повесила трубку, мае спросила:
— И он по-прежнему пишет письма редактору?
— Уверена, что пишет. — Сесилия улыбнулась. — Но местная газета перестала публиковать их некоторое время назад. Он посылал их по две-три штуки в неделю.
По пути к профессору мисс Мартинес показала нам амбар, театр, библиотеку и студенческий клуб, подвальный этаж которого, по ее словам, занимала столовая.
— Пища у нас вся натуральная, в основном выращенная здесь же.
Вокруг студенты неторопливо переходили из одной аудитории в другую, беседуя друг с другом. Я уловила обрывки разговоров: «провел лето в Коста-Рике» и «они сказали нет, они уже перестали платить за обучение». Прочие продолжали резвиться — иначе не скажешь — среди листвы. Кто-то сидел на каменной стене и играл на деревянной флейте.
Помещение кафедры междисциплинарных исследований соседствовало с факультетом химии в очередном здании из дерева и стекла. Коридор, по которому мы шли, был увешан аляповатыми любительскими портретами одного и того же темноволосого молодого человека, писанными маслом на бархатно-черном холсте.
— Химики обожают Короля, — заметила мисс Мартинес.
Я хотела спросить, кто это, но мама прислала мне торопливое предупреждение: «Не надо. Потом объясню».
Дверь в кабинет профессора Хоффмана была открыта.
— Ну здравствуй, Сара, — произнес он, подталкивая нас внутрь.
Он посмотрел на маму так, словно они виделись только позавчера: быстрый взгляд, кивок. Затем его глаза остановились на мне.
Это был худой, начинающий седеть мужчина. Очки без оправы, джинсы, ковбойские сапоги и рубашка цвета горчицы.
— Что ты об этом думаешь? — спросил он, указывая на угол своего стола.
Сесилия Мартинес, как я заметила, оставила нас. В комнате не хватило бы места еще для одного человека.
Письменный стол, как и сам кабинет, был покрыт разнообразными предметами: бумагами и книгами, разумеется, а также игрушками, сделанными из жести, камней, деревянных брусков, кусков мыла, жестянок из-под супа. Я посмотрела на угол и увидела нечто, оказавшееся дохлой змеей.