Эдит Пиаф | страница 81



— Вот, Момона. И ты знаешь, кто поет эту песню? Мари Дюба! Реймон отдал ей! Какая подлость!

Напрасно я доказывала Эдит, что Реймон не виноват, что до того, как они встретились, он мог распоряжаться своими песнями. Она ничего не хотела слушать.

— «Легионер» — это мое, и ничье больше!

Он должен был сохранить ее для меня. Это моя песня, моя история!

Когда она была чем-нибудь страстно увлечена, объективности ждать не приходилось. Я хорошо знала свою Эдит, я представляла себе, во что из-за этой песни, отданной когда-то Мари Дюба, превратились дни, а главное, ночи Реймона…

Она постучала кулачком по столу:

— К черту, я буду ее петь! Слышишь? Я заставлю забыть Мари Дюба!

Теперь никто и не помнит, что Мари Дюба пела «Легионера», все знают, что это песня Эдит…

Из рассказов Эдит я хорошо представляла себе ее жизнь с Реймоном. Песня их связывала крепче, чем обручальные кольца.

Эдит быстро возместила Реймону все, что он ей дал. Благодаря ей он стал знаменит.

Как и другие, Ассо оставался возле Эдит примерно полтора года. Но даже много времени спустя, когда они уже давно не были вместе, все еще говорили: «Пиаф и Ассо».

«АВС» на Больших бульварах был самым знаменитым мюзик-холлом в Париже. Слово его директора Митти Гольдина решало все в мюзик-холльном мире. Когда этот венгр приехал в Париж из Центральной Европы, единственным его багажом был талант. Этот человек мог похвастаться тем, что почти все знаменитости в мире песни обязаны ему своей славой. Все они выступали на его сцене, но лишь немногие там дебютировали. У них не хватало смелости. Даже те, кто мог проходить первым номером программы (самое неудачное место), кто уже имел стаж работы на других сценах. А в Париже их много: «Консэр Пакра», «Бобино», «Гетэ Монпарнас», «Ваграм», «Альгамбра», «Мулен-Руж» и другие, не считая маленьких городских и пригородных и залов больших кинотеатров, таких, как «Рекс», «Гомон-Палас», «Парамаунт»… И ведь Митти платил не так уж много. Но выступление в «АВС» считалось посвящением в профессию.

В то время известность приобреталась на сцене. Пластинки — были приложением, приходившим позднее. Сейчас наоборот. Микрофоном тогда тоже не пользовались, и пение требовало совсем другой техники. Исполнители должны были обладать голосом и темпераментом. Попробуйте прошептать с чувством «я люблю тебя» залу, где сидят две тысячи человек. А Эдит это умела.

Я была потрясена, когда, придя на Одну из наших встреч, Эдит с ходу мне объявила: