— Есть у меня еще одно дело, — сказал я чуть позже.
Она, кивнув, набрала номер:
— Роси? Это я, Пилли. («Химик и художница», — шепнула она мне.) Я здесь несколько свихнулась: есть возможность мою машину сделать чуточку космической и гораздо быстрее… Ага! Подскажи мне, какая краска на борту уже в космосе на скорости будет хорошо себя вести?.. Поняла, поняла. А не дала ли бы ты мне немного этой красочки? Спасибо. Лечу.
Все это мы с Пилли проделали очень быстро, и вскоре я уже высаживал ее возле ее дома и сказал:
— Покажи мне рукой направление к тому спуску под землей, где мы гуляли вчера.
Она показала, и я улетел, проведя прощальный разговор как-то очень комканно, наверное, потому, что мне хотелось еще побыть с Пилли и я этого стеснялся.
…Мелодично «запела» дверь при моем прикосновении к ручке, тут же открылась, передо мной стояла очень милая гелла и улыбалась мне огромными глазами. Карими.
— Здравствуйте! — сказал я. — Вы — Лата?
— А вы — уль Митя, с Земли. Проходите, Латора нет…
— Простите, я ненадолго. Я по делу.
— Говорите, я слушаю. Не стесняйтесь. — Попросите Латора завтра позвонить мне из Селима. — Не сомневайтесь, я попрошу;
— Вот номер моего малого аппарата. Пусть позвонит обязательно. А встреча вечером, само собой. Мики спит?
— Да, — она улыбнулась мне с благодарностью.
— Как крылышко?
— Легче. Это легкий был ушиб, хвала небу!
— Можно, я взгляну на нее?
— О, конечно, это такая честь!
Она провела меня в маленькую комнатку с лампочкой слабой и закрытой тряпкой. Мики спала на животике, чтобы крылышки были свободны. Она была хорошенькая, с огромными ресницами и смуглая. Я легонько погладил ее по голове и на цыпочках вместе с Латой вышел в микроприхожую.
— До свиданья, Лата, — сказал я. — Пусть Мики поправится.
— Спасибо вам, — сказала она. — Спасибо за Оли.
— Не за что, — неуклюже ответил я, и Лата закрыла за мной дверь. Пропади пропадом та криспа, которой следовало сидеть у самого дна, на севере!
Через пять минут я был дома. Папа и Орик — тоже.
— Как театр? — спросил я, ставя емкость с краской у двери на балкон.
— Колоссально! — сказал папа. — Их актеры играют так темпераментно, будто сейчас съедят друг друга.
— А что за пьеса? А?
— О бешеной любви высокородного политора к безродной политорке. Пьеса что надо. Все время плакать хотелось. Орик сказал:
— Я улетаю. Есть вопросы?
— Интуиция? — спросил я. — Если Латора не отпустят на Тиллу, вы сможете помочь? Извините, Орик.
— Да, — сказал он. — Это не проблема.
