— Среди нас есть и высокородные. Смотрел телек?
— Шиш я смотрел, а не телек! — сказал я. — Он не работает.
— А что такое «шиш»? — спросил второй.
— А вот что, — сказал я, показывая фигу. Глаза — на лоб.
— Что же с телеком? — сказал первый. — Попробуем разобраться. — Он пошел к телеку, а я сказал второму:
— Ну, выкладывайте новости, раз уж телек не работает.
— Новости нормальные, — сказал он. — В утреннем выпуске газет уже было о том, что ты исчез. То же по телеку заявил твой отец и уль Орик. Выступил полицейский чин и заявил, что будет сделано все, чтобы найти тебя, живого или мертвого.
— Дальше, — сказал я. — А вы-то, повстанцы, что сделали?
— Мы-то? Ну, нам в газеты и на стереовиденье не пробиться. Мы просто разбросали с винтокрылов листовки, что ты в руках правительства и что они ни на какую Землю тебя не выпустят, если мы будем настаивать на своих правах, тем более — возьмем в руки оружие. Через некоторое время по телеку правительство опровергло нас, но народ-то верит нам, а не им.
«Что-то я не видел из окон ни одной листовки», — подумал я.
Внезапно мне стало чуточку легче, в принципе легче. Кто бы там ни заявил, что я их заложник, — повстанцы или правительство, мои-то уже знают, что я жив. Это главное. И второе: Орик, конечно, понял, что меня похитили отнюдь не повстанцы, а его величество квистор.
— Похоже, — сказал я этим, — раз дело сделано и вы настроили народ против квистора, пора меня и выпустить.
— Ну, не так уж и скоро. Если выпустить, то ведь тебя не должны видеть — понимать надо. Вскоре они ушли, сказав, что с телеком завал, а сами придут днем. Я вдруг подумал: «А одеяла? Их-то можно разрезать и связать «веревки»?» Я бросился на кухню: ни ножей, ни вилок, ни ложек, ни точильного камня. Может, разбить бутылку и нарезать полос осколком. Дальше начался полный бред. Я поставил в упор от стены три кровати гуськом, а четвертую — от третьей — вверх, к стенке у самого окна. Потом пошли сплошные нелады — кровати, их обивка, были скользкими, а четвертая шла вверх довольно круто. Тогда я заменил одну из трех креслом, но третья кровать подымалась слишком полого, и от ее верха до форточки я не дотягивался. А заберись я высоко, фортка открывалась на меня, если же все соорудить с другой стороны окна — уже было не дотянуться до самой фортки. Я обозлился сам на себя, растащил все кровати, лег на одну из них в главной комнате, стал думать и — на тебе — уснул.
Когда днем приперлись эти, я от еды и от разговоров отказался и сказал, что сплю, не спал ночь. Потрясающе, я заснул при них (они все норовили поговорить со мной). Конечно, их не было, когда я проснулся. Но вечером, когда они снова должны были появиться, они не появились до следующего утра. Нужны мне они были, как рыбке зонтик, но я все равно был зол на них дальше некуда, причем к этой злобе вовсе не примешивалась мысль: а вдруг они вообще не придут, и я погибну голодной смертью? Наверное, потому, что я поспал днем, следующая ночь тоже далась мне с трудом, а утром — колоссально! — на кухне я нашел две пустые металлические банки, довольно высокие и неясного назначения. Так была посрамлена моя «бредятина» с кроватями, я (само собой попробовал это на окне, глядящем в сад) поставил банки на подоконник, с помощью кресла влез на него, а после уж — и на обе банки: хвала небу, встав на цыпочки, я дотянулся до фортки! Во-вторых, я нашел под одним из кресел катушку ниток и подумал, а не спустить ли на нитке из окна на улицу записку. А как, кто подберет эту записку, если и с лицевой стороны дома был сад, а его от улицы отделяла кольцевая ограда? Ноль сообразительности! А что если из чертежа Ир-фа я сделаю птичку и, когда увижу кого-нибудь на улице, пущу ее? А?! Вот это уже было похоже на идею!
