— Бр-р, — сказала она. — Я же птица. Неуютно как-то.
— Но вы же и богиня, — сказал я, и папа посмотрел на меня так, как будто хотел сказать — не слишком ли взросло я себя веду с незнакомой девушкой. Тикки, вероятно, от соседства с нами и начала общий, так сказать, непринужденный разговор, громко, на весь зал, попросив меня или папу рассказать о том, смотрим ли мы здесь телек и как он нам нравится.
— Понимаете, — сказал папа. — Ваш телек для нас — сплошной парадокс. Конечно, стереоэффект поразительный и цвет блестящий, но… мы его почти не смотрим.
— Ка-ак? — сказала Тикки. — А информация — ведь вам же все интересно, а возможно, и необходимо ее иметь. Тем более, говорят, увы, скоро вы нас покинете.
— В этом-то и парадокс. Не будем касаться того, что не любой информации мы можем доверять. Вы должны уяснить себе и легко поняли бы это, окажись вы на нашем месте. Даже форма политорской логики — для нас информация. Нам все интересно.
— Так в чем же дело?!
— Абсолютно нелепо сидеть дома и видеть ваш мир через телек, — сказал папа. — Вид живой птицы, реки, решетки дома эмоционально важнее вида завода по телеку.
Гул голосов показал, что они поняли папину мысль, и тогда другая девчушка (тут-то я и узнал ее, она встала) сказала:
— А что, например, уль Владимир думает о войне между Землей и Политорией. О ее возможности. А потом и потанцуем, да?!
— Вот что, дети, — сказал папа, а они заржали. — Вы-то смотрите телек, читаете газеты? С этим вопросом вроде все ясно.
— Да вроде не все! Телек и газеты — это полдела.
— Ладно. Ясны неясности. Война предполагает обоюдное желание воевать или желание одной из сторон. И хочет ли этого Земля — совершенно неважно.
— То есть как это неважно?! — сказала Тикки.
— Рядом со мной сидит Тикки, — сказал я. — Такое впечатление, что она не будущий ученый, а беззаботная птичка галли.
— Это я такая! — сказала танцорша.
— Пока не знаю, — сказал я ей. Папа посмотрел на меня строго. — Простите, мне стыдно за вашу недогадливость. Земля не знает о вас ничего, и вы это знаете. О вас знают лишь двое землян: папа и я. Но мы точно не хотим воевать с вами, вы нам симпатичны. На кой леший нам война? Если мне что-то и нужно от Политории, то это я бесплатно могу получить в магазине — уль Горгонерр разрешил мне и папе. Война же бывает, если кому-то что-то от другого надо, а тот не отдает.
— Да, но вы же вернетесь на Землю и все расскажете.
— Но расскажем мы далеко не все, мы мало знаем, а главное, что же мы скажем: политоры, мол, очень славные, мы их полюбили, давайте на них нападем, так, что ли? — сказал папа.
