На новопреставившегося она даже не взглянула.
01:36 Избавившись от осточертевшего приятеля, Вовка сел в кресло, налил еще одну порцию чудного коктейля, бледной тени которого остроумные бармены дали название "отвертка", и закурил. Сделав несколько глубоких затяжек и глоток, он всерьез задумался над тем, до чего докатился. Вернее, докатался.
Итак, в жизненном активе у него было: идиот-приятель, "жигули" цвета мокрого асфальта, квартира, которую снимал, нелюбимая профессия и незнакомый труп на балконе. Что из всего этого хуже?
Тут без ста грамм разобраться было трудно и он снова пригубил стакан.
Никто и никогда не умирал у него в стоматологическом кресле. Сознание, бывало, теряли - так это в порядке вещей, потому что зубы Довбня в то время, когда еще работал по специальности, удалял под девизом родильных домов: "Что естественно, то и больно." Из всего этого должно было следовать, что к покойникам его отношение еще не определилось.
Да кто и когда задумывается о своем отношении к ним? Нужно быть Бирюком, чтобы позвать их на помощь... А ведь он сделал это! Сделал для того, чтобы он, Вовка, и дальше мог пользоваться машиной. Может быть, Серега не такой уж и идиот?.. Завтра они избавятся от трупа и этот инцидент канет в Лету. Жизнь пойдет своим чередом и если они когда и вспомнят о "бабушке", то только, чтобы посмеяться над превратностями судьбы...
Внезапно от благостных мечтаний Вовку отвлек неясный звук. Не то шорох, не то скрип. Он недоуменно огляделся. Звук повторился громче. Теперь это было уже вполне определенное поскребывание и доносилось оно с балкона.
Довбня вскочил, толкнув столик и расплескав содержимое стакана. По спине пробежали мурашки. На затылке зашевелились волосы. В памяти всплыли бабушкины сказки. Легко не верить в чертовщину при свете дня, но попробуйте сделать это ночью, когда с балкона, где лежит покойник, некто напрашивается к вам в гости.
Он метнулся к выключателю. Комната погрузилась во тьму. До боли напрягая зрение, Вовка всматривался в окно. В глубине души у него теплилась надежда увидеть какуюнибудь ворону, страдающую бессонницей, но напрасно.
Снова раздался звук. Теперь это уже была помесь скулежа и царапанья когтями по бетону. Бесшумно ступая, Довбня приблизился к балконной двери, хотя паникующие инстинкты гнали его прочь из дому. Посмотрел сквозь стекло и замер. В неверных лунных тенях в самом деле что-то двигалось. И простыня, которой был укрыт покойник, лежала как-то не так. Теперь ему казалось, что она сдвинута в сторону и под ней пусто.
