Внутренности майора, обреченного всю сегодняшнюю ночь выслушивать оскорбления от младших по чину, сжигала изжога - верная, по его мнению, примета гастрита. Он решительно побледнел и в ответ зашелся в истерике, брызгая слюной и тыкая пальцем в капитана Захара:
- Да какое право?! Это все он!!! Я ему говорил! Я предупреждал!!! У меня больной желудок!!!
Старлей брезгливо поджал губы и повернулся к капитану:
- О чем это он?
- Язва, наверное.
- А у тебя с головой все в порядке? - тихим противным шепотом поинтересовался Кротов, раскачиваясь с пятки на носок и заглядывая в глаза капитану, которого был ниже на целую голову, снизу вверх. - Какое вы имели право перемещать труп с места происшествия?
Кто вам позволил трогать вещественные доказательства преступления? Как теперь, повашему, мне удастся восстановить картину изнасилования, совершенного пострадавшим?
- Изнасилования? - изумленно пробормотал Захар.
- А что может еще означать порванная, разбросанная и местами окровавленная женская одежда, в том числе и нижнее белье? Которое вы, кстати, изъяли у пострадавшей без ее согласия!
- Пострадавшей? - капитан был ошарашен нарисованной картиной. Из слов Кротова следовало, что где-то в кустах продолжала лежать без сознания голая женщина, над которой жестоко надругались. - Я же хотел, чтобы как лучше... Я там все осмотрел...
- Ты безграмотный идиот, которого на пушечный выстрел нельзя подпускать к трупу даже собственной матери! Таким, как ты, место только на кладбище!
- На кладбище?
- Это я так, фигурально. С профессиональной, так сказать, точки зрения, - начал успокаиваться старлей, сообразив, что ляпнул лишнее. - Где это произошло?
- На объездной.
- Точнее нельзя? Может быть, там есть какие-то особые приметы?
- Приметы? - капитан задумался, а потом весело глянул на майора. Конечно, есть.
- Какие, черт побери?!
- Там, на месте преступления, то есть, лежит его ужин.
Майор, с удовольствием прислушивающийся к тому, как распекают наглого капитана, потупился.
- Какой ужин? - старлей тупо посмотрел на обоих.
- Диетический, наверное.
- Ну, вот что. Сейчас я здесь закончу и мы поедем туда, - Кротов отошел, покачивая головой. Если бы не старая дружба, связывающая его с капитаном, то можно было бы еще поплеваться пеной на тему дороги с односторонним движением, асфальтированной благими намерениями, где так не хватает гаишников.
Сплюнув, он присоединился к бригаде.
Бригада эта, к слову, превратила дежурство Терешковой в черт знает что. Е? и так неспокойная совесть - все-таки она впервые продала покойника, заставила бросить все на произвол судмедэксперта и скрыться в подсобке. Там Валентина пыталась примирить совесть и суровую действительность с помощью остатков водки, бормоча под нос: "Век живи - век торгуй..."
