— Нонче ты первый, молодой человек. Я могу с тобой поговорить и поучить могу. О душе могу поговорить. Моя жизнь, молодой человек, как морковь: тело в земле, а коса — душа — выходит наружу. Всем о душе говорю. Помогает, помогает!.. Ты у папашки деньги слямзил и в картишки проиграл? Нету на дорогу к папашке? Молись богу, проси прощенья! Я таким, как ты, по два и по три рубля даю и лапти. Блудные сыны! Я блудных сынов жалеть обязан… Господи, их благослови.
Блаженный дунул на муху. Она села ему на ухо.
— Зачем пришел?
— Посмотреть на вас пришел, — ответил Саша, и ему в ту минуту думалось, что он действительно пришел посмотреть на блаженного.
— А вот и врешь! В такую погоду пешком ко мне не ходят. Сапоги-то какие, а! Смотреть на меня — извозчики есть. Плачь, плачь, прелюбодей, — вдруг закричал блаженный. В его голосе чувствовалась радость, и Саша смятенно подумал, что сейчас блаженный выкричит все пакостное, что есть в сашиной душе. Саша вздрогнул. Блаженный стучал маленьким кулачком в стену. — Блудил, угадал!… Я вас всех знаю… С сестрой блудил! Кайся, кайся! Чем сестру смутил? А?..
Кисти рук заныли, томительная слабость овладела сашиным телом. И Саша подумал, что теперь-то нужно высказать свои страдания, станет легче, блаженный успокоится. И вместе с тем пришла мысль о том, какая это страшная и грешная страна, в которой святые, не сомневаясь, упрекают людей в том, что они могут лежать со своими сестрами, как с женами. И как же подобные упреки справедливы, если вокруг блаженного настроены амбары и приходит много кающихся! Как стыдно понять это! И ты, только что начавший жизнь, готов и рад свершить чудовищный поступок!..
— Я сам, молодой человек, в таком грехе обитаю. Парень я был рослый, а скучный. Сестра на лавке спала. Сестра у меня мучительница, тело ей было отпущено господом пылающее: на пять сажен запах от ее греха шел. Я к ней и полез. До того я долго страдал, но одолеть себя не мог… И только отошел от лавки, господь меня в поясницу казнил. Теперь лежу, как Илья Муромец, тридцать лет.
— Тоска, — шопотом сказал Саша.
— А на тридцать третий год придет ко мне бог и скажет: «вставай, Илья, царство спасать надо». А я ему отвечу: «наплевать мне на твое царство, почему ты мне с девкой не дал жить и ног меня лишил? Где теперь в твоем царстве есть подобная девка? Может быть, мне кровь свою суждено выпить? Может быть, тридцать лет под ряд, — едва задремлю, — и вижу, кровь свою пью. Может быть, каждую ночь приходит ко мне сестра и говорит: „вставай, Ананий, весна!“ А я ей: „нету сил, помоги мне“. Она меня за руки берет, поднять пытается — и не может. Я ведь грузный…
