Тем временем он доел, открыл холодильник и достал точно такую же тарелку с точно такой же обветренной ветчиной.
— Вы уверены, что не хотите есть? — спросил он, отправляя в рот очередной кусок.
— Уверен, — твёрдо сказал я.
Холодильник был отключён, и оттуда пахнуло тухлым мясом. Ну и скареды же мои постояльцы! Пусть лучше продукты испортятся, чем жечь электричество. Впрочем, это не моё дело.
— Нормально устроились? — спросил я. — Претензий ко мне нет?
— Какие могут быть претензии? — пробурчал он, продолжая усиленно насыщаться. Вилкой он не пользовался, и пальцы лоснились от жира. — Всё путём…
— Тогда всего доброго, — кивнул я и направился к двери.
Он проводил меня и, ничего не сказав на прощание, захлопнул дверь. Ну что с них возьмёшь? Не у всех высшее образование, и не все имеют представление о бонтоне. Какова квартира, таковы и постояльцы.
На скамейке у крыльца сидел старик Макарыч с первого этажа. На нём была новая вязаная куртка и такая же шапочка, в руке он сжимал две увядшие гвоздики. Откуда у него новая куртка и шапочка, не стоило даже интересоваться. И так ясно.
— Доброе утро, Макарыч! — поздоровался я.
Он посмотрел на меня, узнал.
— А, наука! Здравствуй.
— Что случилось? — указал я глазами на гвоздики.
Макарыч тяжело вздохнул.
— Ильинична из третьего подъезда преставилась. Сегодня хороним.
— Сколько ей было?
— Шестьдесят семь. Молодая ещё… Три дня назад по двору бегала, как живчик, а тут… Зачахла и как свечка угасла…
Я сочувственно покивал.
— Ты бы сколько-нибудь на похороны дал, а, наука? Мы все тут, кто сколько смог…
— Земля ей пухом… — сказал я, дал сто рублей, кивнул на прощанье и пошёл восвояси.
Ярко светило солнце, иней на траве уже растаял, и в воздухе то и дело серебристыми блёстками мерцали тоненькие паутинки. Кто-то умирал, а кто-то только начинал жить. C'est la vie, c'est la mort…[3]
4. Письмо, пришедшее из Табаусского энтомологического института, меня огорчило, так как в библиотеке имелось всего две статьи Паригаци. Первую я получил в прошлый раз, а когда перевёл вторую, то совсем расстроился — оказалось, что она посвящена осам рода Odynerus. Об осах, охотящихся на пауков, я априори знал гораздо больше Паригаци, но не они были темой моей диссертации.
Всё же я вскользь просмотрел статью и с удовлетворением обнаружил пару абзацев, посвящённых Araneus anthropophagus. Писать об осах-охотниках, не упомянув о пауках, невозможно.
… В отличие от большинства пауков, Araneus anthropophagus не парализует жертву, попавшую в сети. Опутанная паутиной жертва продолжает жить, и иногда срок её жизни в сетях Araneus anthropophagus достигает двух-трёх недель, так как паук не высасывает жертву сразу, а питается небольшими порциями. Таким образом, можно считать, что, не убивая жертв, Araneus anthropophagus использует их в виде своеобразных «живых консервов». Мало того, суммируя неполные и, к сожалению, отрывочные сведения о жизнедеятельности Araneus anthropophagus, можно сделать предположительный вывод о том, что, оставляя в живых некоторых жертв — в частности, мух жужжал, — паук использует их в качестве приманки…
