— Успокойся. Своими слезами ты ничего не изменишь…
Она дёрнулась, освобождаясь от него:
— Оставьте меня, бога ради… Вы тоже хороши… Мой дом…Моя Родина… Вам бы только всё жечь, всё рушить… Ненавижу вас всех, а вас особенно!
Вскочила на ноги, стирая слёзы с лица, и убежала к себе. Марций только проводил её глазами и вздохнул.
* * * * *
В этот вечер он аккуратно чистил свой меч. Сначала наточил точильным камнем с крупным зерном, потом подправил мягким оселком, внимательно осматривая против света острый режущий край, хмурился, щурил тёмные глаза. Видно было, что он любил свой меч, какими ласковыми были движения его, как с ребёнком, или любимой женщиной. Но Ацилия знала — у него их нет. Она следила за ним с угла, где сидела на триподе, расчесывая перед сном волосы. Теперь убрав точильные камни, Марций натирал лезвие меча мягкой тряпочкой, смоченной в масле. Почему-то её раздражали эти его движения, заботливые, аккуратные, неужели он мог быть таким только с оружием, только с орудием убийства? Разве это справедливо? Почему убивают людей, рушат города, сжигают дома, а любят и заботятся о мечах?..
Она вздохнула, и Марций поднял лицо. Спросил вдруг:
— Сколько тебе лет?
Она вспылила без видимой на то причины:
— Какая вам разница? Не всё ли равно?
— Ты из той породы женщин, что скрывают свой возраст? Думают, что этим они прибавят себе цену, заинтересуют…
— Нет, я не из той породы женщин, и никого я не собираюсь заинтересовывать, по-моему, действительно это не должно иметь для вас какого-либо значения… Мне девятнадцать!
Он некоторое время молчал, и Ацилия подумала, нагрубит, но он произнёс лишь:
— Что-то много, и ты ещё не замужем, твой отец, наверное, очень тщательно выбирал тебе жениха…
Ацилия вздёрнула подбородок, отбрасывая волосы за спину:
— Мой отец сильно любил меня и не хотел расставаться.
— А-а, — протянул Марций, оглядел лезвие меча критическим взглядом и убрал в ножны, поднялся с низенькой скамеечки, — Но жених-то у тебя точно был?
— Я обручилась ещё три года назад, после своего шестнадцатилетия… — она заплетала волосы в косу, закинув руки назад, сидела, выпрямившись, прогнув спину, прямая, гордая.
Марций хмыкнул:
— Аристократ? Патриций?
— Из всадников… — Ацилия прикрыла глаза, говоря через зубы.
— Молодой? Симпатичный?
Ацилия перебросила косу на грудь, доплетая её здесь, говорила, не глядя на него, смотрела на свои руки:
— Когда я видела его, а видела я его лишь однажды, на обручении, ему уже было тридцать восемь, и он уже похоронил двух жён… — договорив, она подняла глаза, глядя ему в лицо, словно вызов бросала. Марций долго молчал, будто не верил ей, тщательно мыл руки в тёплой воде, взял полотенце, вытирая воду. Вернулся, плеснув и в лицо, пригладил мокрой рукой волосы назад. Ацилия доплела косу, рывком перебросила на спину, думала, он больше не спросит ни о чём. Но…
