– Ясно.
– Спасибо, Боб.
– Спасибо, Арт.
– Что от вас понадобилось Артуру Бэрону? – накидывается на меня Грин, едва я выхожу в коридор.
– Ничего, – отвечаю.
– Он что-нибудь сказал?
– Нет.
– Я имею в виду – обо мне.
– Нет.
– Так что же он сказал? Зачем-то ведь вы ему понадобились?
– Просил придумать парочку острот для речи, с которой его сын будет выступать в школе.
– Только и всего? – Грин, удовлетворенный, презрительно фыркает. – Это бы и я мог, – усмехается он. – Получше вас.
Радуйся, радуйся, мысленно говорю я, ведь если я вправду займу место Кейгла, я смогу втоптать Грина в грязь, заставлю ползать передо мной на брюхе. Но он вроде мне поверил.
– Что от вас понадобилось Артуру Бэрону? – спрашивает Джонни Браун.
– Просил придумать парочку острот для речи, с которой его сын будет выступать в школе.
– Опять врете.
– Я дипломат, Джонни.
– А я все равно узнаю.
– Ну как, мне пора подыскивать другую работу? – спрашивает Джейн.
– У меня есть для вас работенка прямо здесь, не сходя с места.
– Вы невозможный, мистер Слокум, – смеется она и вспыхивает от смущения и удовольствия. Очень она соблазнительная, когда так краснеет. – Вы хуже мальчишки.
– Я лучше мальчишки. Пойдемте ко мне в кабинет, и я вам докажу. У кого из ваших мальчишек есть кабинет с такой кушеточкой и с таблетками в ящике стола?
– Я бы с удовольствием, – говорит она, и я на миг холодею от ужаса: вдруг и правда пойдет. – Но там вас ждет мистер Кейгл.
– Что от вас понадобилось Артуру Бэрону? – спрашивает Кейгл, едва я вхожу к себе в кабинет, где он пугливо забился в угол.
Я затворяю дверь и только тогда поворачиваюсь к нему. И тут меня берет зло и отчаяние: опять он черт знает на что похож! Воротничок рубашки расстегнут, узел галстука съехал вниз. (Так бы, кажется, и вцепился обеими руками в грудь его рубашки и вытряс из него дурь; и в то же время я готов изо всех сил лягнуть его в лодыжку или в голень искалеченной ноги.) Лоб у него в испарине, губы блестят – облизал он их, что ли, – и притом на них белеет порошок – наверно, принимал таблетку от кислотности.
– Ничего, – говорю я.
– Он что ж, ничего не сказал?
– Нет. Ничего существенного.
– А обо мне?
– Ни звука.
– Вы это серьезно?
– Даю слово.
– Надо же. Фу, черт. – Кейгл удивлен и вздыхает с облегчением. – О чем же он говорил? Расскажите. Зачем-то ведь вы ему понадобились.
– Просил придумать парочку острот для речи, с которой его сын будет выступать в школе.
– Да ну?
– Ага.
– А про меня ничего не сказал, ни слова?
