— Иди к ней. Когда она закончит трапезу, проводи ее в покои. И проследи, чтобы у нее было все, чего только она пожелает. — Гадес взволнованно ходил взад-вперед. — Я оскорбил ее.
Япис промолчал, лишь вопросительно вскинул брови.
— А потом я ушел. Она даже не поела как следует. — Гадес запустил пальцы в волосы, растрепав прическу. И посмотрел на своего преданного друга. — Ты же знаешь, я никогда прежде такого не делал.
— Такого? — переспросил Япис.
— Такого! Такого! Я никогда не сближался с ними! Я никогда не участвовал в этих унизительных ритуалах притворства, интриг и ударов исподтишка, которые им требуются, чтобы соблюдать собственные интересы!
— Возможно, ты имеешь в виду общение с богинями?
— Разумеется, я именно это имею в виду! — взорвался Гадес.
Япис, хотя и пришел в замешательство от столь необычного проявления чувств своего господина, все же заговорил ровным, осторожным тоном:
— И Персефона потребовала слишком много, как ты говоришь, притворства и интриг, прежде чем ты ее оскорбил?
Гадес резко остановился и потер лоб, обдумывая вопрос Яписа.
— Нет, — честно ответил он.
— Но ты с ней все же общался, беседовал?
— Да, да, да! — признал Гадес, и только тут суть произошедшего дошла до него.
Ему ведь было очень приятно. Персефона проявила такой интерес к его владениям, и с ней было так легко говорить... совсем не так, как с Афродитой, или Афиной, или... губы Гадеса презрительно искривились, когда он вспомнил о молодых богинях, с которыми ему приходилось встречаться. Все они были избалованными красавицами, редко думавшими о чем-либо таком, что выходило за пределы их собственных потребностей и желаний. И когда голос Персефоны зазвучал холодно в ответ на то, что она восприняла как оскорбление, Гадес мгновенно припомнил тех бессмертных прелестниц и просто сбежал.
— А ты оскорбил ее намеренно? — спросил Япис.
— Разумеется, нет! — Гадес снова принялся нервно шагать взад-вперед. — Мне показалось забавным то, что она сказала. — Он бросил на Яписа мрачный взгляд. — Она решила, что ты принадлежишь к числу душ умерших.
Губы Яписа дернулись, как будто он с трудом сдерживал улыбку.
— Я рассмеялся, а потом заговорил с ней как с ребенком. Это ее весьма обидело. И она повела себя как любая другая богиня. — Гадес пожал плечами.
— Ты говоришь, она повела себя как любая другая богиня. Но тогда, я полагаю, обеденная зала уже разрушена до основания, а Персефона покинула Подземный мир? — спросил Япис.
