Всю ночь себе внушаю: как у всех
Твои глаза волшебно голубые…
Зачем беру на душу тяжкий грех
И придаю тебе черты судьбы я?
Ты — не пришелец с высоты небес…
Вгляжусь в лицо — вновь вижу лик святого…
Неужто затруднительно тебе
Незримо создавать стиха основу?
И если ты не ведал раньше, знай:
У всех рабов искусства были сдвиги…
Лишь об одном прошу: не допускай,
Чтобы плелись вокруг тебя интриги…
Ты предлагаешь забыть о тебе.
Просто ли это — ответь!
Просто ли рядом с тобою сидеть
И на тебя не смотреть?
Встретив желанного взгляда тепло,
Не восторгаться, любя?
В душу мою на всю жизнь занесло
Горе и радость — тебя!
Вы запретили мне звонить,
Писать стихи мне запретили…
О Боже, дай мне только силы
Не унижаться, не ходить…
О Боже, дай мне только силы
Без глаз чарующих прожить.
Не восторгаясь тем, что мило,
Его вниманье заслужить…
Куда ни приду я — везде телефоны,
[1]Меня, искушая, добили совсем…
Так хочется голос услышать знакомый…
Девять — одиннадцать — двадцать семь…
Так хочется голос услышать знакомый…
И кто-то спасительно шепчет внутри:
— Не бойся, ответит тебе, если дома,
Спокойно на диске пять цифр набери.
Но что я спрошу:
— Как ты там? Отдыхаешь?
Не занят?
Из трубки звучат «да» и «нет».
— Отвык уже или еще отвыкаешь?..
Молчанье, молчанье, молчанье в ответ…
Прощай, мое счастье, подобное чуду.
Отныне вниманья тебе, как и всем…
Твой сказочный номер вовек не забуду:
Девять — одиннадцать — двадцать семь…
Свеченье ореола твоего
Над головой лучистое такое!..
(Так тянет пальцы погрузить в него!)
Не удержавшись, провожу рукою.
Мой друг, ты все еще прекрасней всех!
А этот жест овальный, бесконтактный,
Тобой не понятый и неприятный —
Божественностью восхищенья верх.
Грудь ощутила хлад булата:
Ты — за грехи мои расплата —
Последний, светлый луч в судьбе!
Борюсь с собой — так мне и надо!
Подобны пытки мукам ада…
Должно быть так, как разум прочит…
Живое сердце кровоточит…
Но… благодарна я тебе…
