Тхаги | страница 2
Увидев фотографии каменных воительниц, молодой человек довольно ухмыльнулся и кивнул, словно именно этого и ждал.
— Голова болит? — спросил колобок.
— Болит, — ответил молодой человек. — Чем вы меня так?
— Травматика. Повезло, что на вас шапочка была. Кость цела, я проверил. Но шишка будет долго.
— Меня зовут Борис, — сказал молодой человек.
— Очень приятно, — с отчетливым сарказмом отозвался колобок. — Я Аристотель Федорович. А это, — он указал на безучастную женщину, — Румаль Мусаевна.
Борис улыбнулся Румали Мусаевне, словно старой знакомой.
— Развяжите меня, — попросил он.
— А вот это кажется мне преждевременным.
Борис грустно улыбнулся.
— Кажется, я не вызываю у вас доверия.
— А почему вы должны его вызывать после того, что вы учудили?
Борис пристально поглядел на Аристотеля Федоровича и вдруг произнес странную скороговорку на неизвестном языке, в которой из близких русскому уху созвучий можно было уловить только какое-то «каляка-маляка» — или, может быть, нечто вроде «калитта-малитта».
Аристотель Федорович нахмурился и переглянулся с Румалью Мусаевной.
— Вызывай милицию, Аристотель, — впервые нарушила та свое молчание. — И скорую помощь.
Борис побледнел.
— Какую еще милицию? Может быть, я немного не так произнес, я никогда не слышал, как правильно говорят. Все приходилось по книгам, самому. Наставника не было. Но теперь-то, надеюсь, будет?
— Вы, Борис, говорите какими-то загадками, — сказал Аристотель Федорович. — Вы, похоже, приличный молодой человек, но чем-то… э-э… взволнованы. Может быть, вы успокоитесь и расскажете, что вас сюда привело?
— Охотно, — ответил Борис, — охотно. Только рассказ получится длинным.
Аристотель Федорович еще раз переглянулся со своей спутницей. Та пожала плечами.
— Ну что ж, — сказал Аристотель Федорович, — спешить нам некуда, послушаем. Заварим вот только чайку…
Румаль Мусаевна подошла к кухоньке и включила электрочайник. Аристотель Федорович взял стул, поставил его напротив Бориса спинкой вперед и сел на него как на лошадку, сложив на спинке руки и опустив на них подбородок. Почему-то он сразу перестал походить на колобка и напоминал теперь усталого следователя, хорошего по своим человеческим качествам, но из-за нехватки кадров вынужденного поочередно работать то хорошим, то плохим.
— Ну, — сказал он, — валяйте.
Борис закрыл глаза и некоторое время сосредотачивался.
— Чтобы вы правильно все поняли, — заговорил он, — начать придется издалека. Я чуть-чуть расскажу о своем детстве. Замечу без ложной скромности, что я был умным ребенком. А умный ребенок не просто мечтает стать кем-то, когда вырастет. Он еще придает этой мечте особый недетский статус, если вы понимаете, о чем я говорю. Он понимает, что все детишки мечтают о разной ерунде и забывают об этом, когда подрастают. Но он считает себя другим и держится за свою мечту совсем иначе…