— Отсюда все далеко, святой отец.
Голос Гийемины звучал напряженно. Младшая, Кретьеннотта, по-прежнему молчала, крепко сжимая руку своей подружки.
— Я ищу жилище ризничего, — сказал кюре. — Вы можете мне показать, где его дом?
— Премьерфе? А что вам от него нужно?
— Поговорить с ним. Вы знаете, где он живет?
— Может, и знаем.
— Прекрасно. Тогда проводите меня к нему.
Священник взял маленькую Кретьеннотту за запястье и увлек ее за собой, решив не вести долгих разговоров с девочками. Им ничего не оставалось, кроме как пойти вместе с ним по лабиринту улиц. Энно Ги шагал широко, и девочки едва поспевали за ним, причем им казалось, что из каждого окна за ними кто-то наблюдает.
Ги засыпал девочек вопросами. Кретьеннотта по-прежнему молчала, зато Гийемина охотно отвечала за двоих. Она подробно рассказала священнику о смерти епископа, описав это так, как представляли себе жители города: о загадочном убийце на черном коне и об открывшейся виновности Акена во всех несчастьях, которые обрушились на епархию в последние месяцы. Она слово в слово пересказала все то, что вчера говорили на улицах города.
— Да, кстати, — вдруг сказала она, останавливаясь. — А вы случайно не наш новый епископ?
— Нет, дочь моя, — ответил Ги. — Я не удостоился такой чести.
Улицы были по-прежнему пусты. Гийемина рассказала священнику, что на одного из жителей, которого зовут Гроспарми, вчера вечером, когда он охранял подъезды к городу, напал таинственный убийца епископа, возвращавшийся в город, чтобы довершить свои злодейские дела.
— Как зовут этого человека? — переспросил Ги.
— Гроспарми. Это один из наших точильщиков.
Раны этого точильщика были единственным подтверждением того, что убийца появился в городе. Никто не мог толком объяснить, как он сумел исчезнуть, когда точильщик шел по его следу на въезде в город. Здесь явно не обошлось без нечистой силы. С того самого момента жители с ужасом думали о том, что этот убийца скрывается где-то в их городе.
— А вы, девочки, не боитесь? — спросил священник.
— Нет. Мы приучили себя бояться того, что видим, а не того, о чем слышим.
— Здравая мысль!
Гийемина ничего не ответила. Энно Ги вдруг в упор посмотрел на Кретьеннотту.
— А почему ты со мной не разговариваешь?
— Она вообще больше не разговаривает, — пояснила Гийемина. — Уже более года. Никому пока еще не удавалось заставить ее снова заговорить.
— Не считая тебя. Но вы, конечно же, разговариваете в укромных местах, известных лишь вам двоим. Детские ухищрения просто уму непостижимы.
