Мы — из дурдома | страница 41



Титушкин никак не мог отвыкнуть думать на ядреном русском языке:

«Придем домой, поймаю ее, дуру, с поличным! Вот и поржем тогда с сыном Остапом! Слышишь ли, сынку?..»


2

Втуне он считал, что любое нарушение супружеской верности должно караться — если не смертью, то, на худой конец, переломом рук и ног или отсечением ушей и носа, как поступают с неверными женами на островах Самоа. Отож дэмократыя!

«А этот кто, в кожаном пальто?..» — вздохнул Титушкин.

Вздохнул и рябой Гузий, но не так легко, как работяга Титушкин, а так тяжко, как горловский шахтер после бани, где полгода нет горячей воды. Он нюхнул кокаину и двинулся к мирно распластанному народу, ждущему, когда его, народ, окозлят и опустят во всей его, народа, электоральной невинности.

По мере того, как Гузий толкал свою речугу, которую до этого писали усердные девочки-помощницы, постепенно улетучивалась постоянная горечь борьбы. А говорил он то на русском, то на украинском. Это дипломатично. Но дети плакали еще горше.

— Давайте же быть проще: кого устраивает стойловое содержание, тот пусть жует и не мычит, кого нет — пусть сделает хоть что-то конкретно от него зависящее, на каждом конкретном месте! Голосуйте за нас в моем лице! От Киева до Минска, Баку и Москвы мы ведем святую войну против авторитаризма, мрачного призрака возрожденной России и воскресшего ее КГБ! — кричал Гузий. Он ярко демонстрировал симптомы бредовой переоценки фактов различной давности, экспансивного, интерпретативного бреда и «кривой логики». — Ми готові мучитися під санкціями Росії, якщо у них кишка не тонкою виявиться. В страданіях душа савєршенствуєца, адні радості вкушать нєльзя! Тому навіть якщо ми страждатимемо від санкцій, то це знову ж таки для нас буде плюс, бо матимемо ми царство небесне за страждання на Землі! Тобто у будь-якому разі ми виграємо у москалів! Невпровадять санкції — прекрасне життя проживемо, впровадять санкції — винагороду на небесах дістанемо за страждання на Землі!

Голос его крепнул и летел куда-то вверх — поверх лежащего электората, поверх молча ухмыляющейся братвы, поверх кричащих шутов, он подхватывался резкими порывами ветра и растворялся в торжественном небе. К концу спича, как его называл один из «серьезных», Гузий уже и сам верил в то, что говорил:

— Они говорят: «запад» уничтожил нас рекламой бытовой дешевки, свободой порнухи и жвачки! А «восток» с его голодомором — он что, с нами в цацки игрался?! В одиночку нам их не одолеть, но если нашей дипломатии удастся втянуть в игру Соединенные Штаты и Европейский Союз, то мы демократизируем Россию и Белоруссию по собственному образу и подобию! Вы спросите: а в чем же наш интерес? А наш интерес заключается в том, чтобы увидеть торжество демократии!..