От этих размышлений Олега Михайловича неожиданно оторвал его визави сидел за столиком напротив, грузный, лысый, цедил пиво, в которое влил сто грамм волки и уже давно разговаривал с Олегом Михайловичем, чего тот и не замечал.
- Вот, я те, Михалыч, и говорю. Скурвилась Россия.
- Это отчего же? - оторвался от умственной работы Олег Михайлович и пригляделся к собеседнику - старый мухомор, ровесник ему, Олегу Михайловичу, пожалуй. Здоровый, как слон, но такой же одрябший, рыхлый и сырой. Подохнет раньше меня, с удовольствием заключил Олег Михайлович.
- А я те говорю - скурвилась. И ты, как старик, должен понять... На пенсию свою мы только по кружке с прицепом и можем выпить.
- А ты подзаработай. Сила - то , видать, ещё есть? - ехидно спросил Олег Михайлович. - Я про твой член говорю, понятно. Стоит ещё шишка по утрам?
- Про это? - в кабаньих глазках визави мелькнуло недоумение. - Про такие похабные дела я уж и забыл.
- Чеж ты так? - язвительно спросил Олег Михайлович. - Поменьше кури, алкоголь не потребляй, кофе не дуй, гуляй побольше, глядишь ещё и восстановишься.
Олег Михайлович забыл упомянуть, что все эти разумные рецепты на самого него уже не действовали и приходилось колоться витаминами и глотать всякого рода возбуждающие препараты, чтоб ещё утверждаться в своих мужских, неотвратимо угасающих силах.
- Я тебе про общие дела в государстве говорю. - осерчал собеседник. Сгибла Россия.
- Для кого как. - беззаботно ответил Олег Михайлович, радостно приглядываясь к шумной атмосфере вечерней пивной: как всякий безобразник он обожал и всяческие безобразия вокруг себя.
- А ты пристроился? Хорошо свое тело расположил в пространстве? подозрительно спросил собеседник.
- Ага! - откликнулся Олег Михайлович, совершенно не расположенный вести беседу с этим трухлявым пеньком из прошлых времен.
- А то что мы свои позиции в Космосе теряем, это тебя не волнует? А что НАТО к нашим границам подходят? И латыши, литовцы, чухонцы нас предали - тоже тебе по фигу?
- А тебя это волнует? - спросил Олег Михайлович.
Визави хрюкнул в свою кружку и сказал с угрюмой печалью.
- Страна была... Держава... Могучая и непобедимая. А теперь - пшик.
Это уже разозлило Олега Михайловича, он наклонился над столом и спросил озабоченно.
- Как твоя фамилия?
- Ну, Сапрыков...
- Коммунистом был?
- И остался. - сурово заверил Сапрыков. - До гроба...
- Так вот что я тебе, коммунист Сапрыков, скажу про твою державу. Поганые американские джинсы, в которых я сейчас сижу, вся могучая промышленность твоей державы пыталась запустить в производство - ДВАДЦАТЬ ЛЕТ! И так приличных портков и не сумела сделать. Наши молодые матери калечили руки, стирая по двум дюжинам пеленок в день, и даже не знали, что существует такая прекрасная штука, как памперсы. Я лично страдал от перхоти в своей прекрасной гриве, а держава не могла изобрести и продавать элементарную эмульсию - сполоснул и все порядке. Государство работало на войну, на идеологию, на что угодно, только не на меня и на тебя.
