циссизма могла бы исходить культурная гегемония производящего человека. Напротив, культурная система, которая основана на грубой идеологии труда, не способна воспринять ценнейшее наследие аристократической и буржуазной культур: полную радости политику творческой жизни. То, каким образом отнесся к этому наследству социализм, привело к усугублению его старых недостатков и к утрате прежних достоинств. Идея воспринять в цивилизацию «хорошей жизни» наследство, доставшееся от дворянства и буржуазии, может означать только одно — отказаться от недостатков предшественников и взять их сильные стороны. В противном случае дело просто не стоит труда.
Я не склонен изображать формирование внутреннего мира в других областях -— в сфере эротики, этики, эстетики — точно так же, как я попытался это сделать вкратце, говоря о парадоксальном внутреннем мире классовых нарциссизмов. Во всяком случае, схема критики могла бы быть точно такой же: исследование коллективных программировании и самопрограммировании. У всех на устах сегодня социокультурная техника дрессировки полов. Наивная мужественность и женственность у представителей слаборазвитых культур могут показаться нам прелестными и трогательными; в контексте же нашего общества'камнем преткновения становится фактор «глупости» как результат такой дрессуры. Сегодня каждый догадывается, что мужественность и женственность формируются в ходе продолжительных социальных приемов дрессировки, точно так же, как и классовое сознание, профессиональная этика, характеры и особенности вкуса. Каждый человек на протяжении многих лет учится формировать свой внутренний мир, каждый новорожденный пройдет многолетнюю «школу», чтобы обрести способность отождествлять себя с определенным полом. Позднее, пробуждаясь и обретая способность чувствовать самих себя, мужчина и женщина обнаруживают в себе спонтанность чувства, которое было сформировано именно таким, а не иным образом: она мне нравится; он мне несимпатичен; это — мои собственные импульсы; это приводит меня в возбуждение; это — мои собственные желания; я могу их удовлетворить так-то и так-то. Полагаясь, как нам кажется на первый взгляд, на наше собственное опытное познание, мы решаем, что способны сказать, каковы мы. Второй же взгляд дает возможность заметить, что за каждым так-бытием неявно стоит воспитание. То, что кажется природой, при более близком рассмотрении оказывается кодом. Для чего важно отчетливо сознавать все это? Разумеется, тот, кто извлекает преимущества и выгоды из своей собственной запрограммированности и из запрограммированности других, не чувствует ни малейшего стимула к рефлексии. Но тот, кто оказался обделен, в перспективе будет уклоняться от принесения всех тех жертв, которые основаны на дрессуре, привившей ему несвободу. Тот, кто обделен, прямо заинтересован
